Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 4: Поверх методологических границ

Претендентами на роль данных органонов являются математика и логика, семиотика, когнитивистика, морфология, компаративистика. Список этот открыт и корректируется. Мы хотим начать с математики и семиотики и посмотреть, что их объединяет и разъединяет. Можно ли их рассматривать как части одного единого органона? Или же они, напротив, два контрастных явления, два полюса некого единства и за каждым из них стоит своя правда?

Для нашей первой дискуссии мы пригласили Виктора Михайловича Сергеева. Лучшей кандидатуры для такой дискуссии найти было трудно. Виктор Михайлович – математик по своему базовому образованию. Он начинал свою научную карьеру с изучения компьютерных систем и имитации на компьютерах интеллектуальных моделей искусственного интеллекта. А потом он не просто обратился к гуманитарной проблематике и семиотике, но и стал одним из авторитетнейших семиотиков в нашей стране и за рубежом.

Я продолжу представление этой темы и хочу задать несколько вопросов. Сначала как будто обычных, а потом – все более озадачивающих, трудных. Давайте предположим, что у нас действительно есть один всеобщий органон. Что из этого следует? Он становится практически неограничен и охватывает и логику, и когнитивную науку. У него, в таком случае, должна быть общая структура, обнаруживающаяся также во всех отдельных сферах знания. Иными словами и у математики, и у семиотики, если оставаться в рамках сегодняшней дискуссии, должна появиться какая-то общая структура. Второе следствие: все наши познавательные способности имеют общую природу. Тогда возникает новый вопрос: в чем эта природа?

Взглянем теперь на альтернативу. Если существуют два разных органона, тогда познавательные способности должны четко противостоять хотя бы в чем-то или даже исключать друг друга. И наша задача в том, чтобы найти те моменты, где они очевидным образом исключают друг друга. Структура и состав органонов должны быть разными. Явно должны выделиться какие-то составные части в математике или семиотике, которые не соотносятся друг с другом. Тогда наши познавательные способности окажутся разнородными. Нам придется искать у каждой свою природу.

Еще одно маленькое пояснение. Пирс считал семиотику универсальной алгеброй отношений. Для него она очевидным образом продолжается в математике. В отличие от него Соссюр выделяет семиологию как в основе своей психологическую дисциплину, которая имеет отношение к тому, что происходит с человеком в его чувствах и мыслях, в его мозге и нервной системе, в его артикуляционном аппарате и так далее. И эта дисциплина увенчивает все гуманитарное знание – знание о человеке. Тогда получается, что семиотика связана скорее с когнитивной наукой, а Соссюр – предтеча когнитивной революции.

Столь очевидное фундаментальное различие заставляет задуматься, что, вполне возможно, имело бы смысл пользоваться двумя этими различными терминами для обозначения принципиально разных познавательных способностей и проглядывающих за ними органонов. Можно говорить о семиотике в пирсовском смысле, а также о семиологии в соссюровском смысле как о принципиально различных науках и методологических органонах. Насколько оправдана столь радикальная позиция?

Следующий вопрос. Уже Чарльз Моррис четко различил чистую (pure) семиотику и ее приложения к различным предметным областям в виде дескриптивной (descriptive) и прикладной (applied) семиотик. Однако удивительным образом такое различие в мейнстриме семиотики – за редкими исключениями68 – не поддерживается. Может быть это связано с тем, что очень четкое различие, которое проводил Моррис, на самом деле совсем не очевидно, а является абстрактным и предельным, а в жизни мы встречаемся с целой лестницей переходов.

Можно представить себе такую лестницу. Начать с самого верха. Там чистый органон вне времени и пространства. И даже без человека, а с каким-то виртуальным интеллектом, не отягощенным телом, биосферой. Ниже может быть обнаружен органон биосферно-человеческий. В таком случае, туда попадает когнитивная наука. Далее идут дисциплинарные органоны, т.е. органон плюс предметная сфера. Например, опускаемся в политику, получается политическая семиология. То же самое с математикой и с ее приложениями к физике, химии и т.д. Наконец, в самом низу лестницы появляются собственно прикладные дисциплинарные органоны, которые ко всему прочему связаны с некими специфически дисциплинарными познавательными возможностями. Только об этом можно говорить как о собственно прикладном органоне. Именно он оказывается вполне ясным, конкретным и прагматическим инструментарием, который можно довести до отчетливого набора методик.

Теперь я позволю себе задать несколько наивных, потому трудных вопросов.