Метод Нострадамуса

— А где вы видели покойника, который дает подписки? — изумился Ефим Моисеевич. — Нет, серьезно, вы что же, считаете, что какая-то бумажка с каракулями действительно может заставить взрослого, самостоятельного человека молчать, когда его тянет поговорить? Человек молчит, потому что предупрежден, что за разговоры его по головке не погладят. А в какой форме он получил это предупреждение, не так уж важно. Кого волнует форма? Я таки скажу вам, кого. Бюрократов, вот кого! Тех, кто видит смысл своей жизни в составлении бумажек с печатями. О, эти бумажки! Уверяю вас, скоро вы поймете, почему я их так не люблю. Да и вы, судя по вашему виду, не относитесь к числу больших приверженцев правильного делопроизводства. Бумаги… Тьфу на них! Кроме того, подписка, данная вами, имела бы обратный эффект. Вы же покойник, верно? Вот и представьте себе эту картину: кто-то, кому это совсем не нужно, случайно натыкается в архиве на подписанную покойником бумагу, в которой тот обязуется не разглашать служебную информацию! Ведь человеку со слабыми нервами после этого такое начнет мерещиться!.. Вампиры, ожившие мертвецы — короче, Голливуд на дому. Подписка… Считайте, что вы ее только что дали. Разве не так? Я вас устно предупредил, что лучше засунуть себе в зад осколочную гранату и выдернуть чеку, чем хоть словом обмолвиться о существовании этого места. Вы меня внимательно выслушали и, надеюсь, правильно поняли. Поняли ведь? Конечно, поняли, потому что все это элементарно, а вы, как я вижу, таки не дебил.

— Смею надеяться, — сдерживая смех, со всей серьезностью, на которую только был способен, сказал Глеб.

— Вы еще и скромник, — заметил Ефим Моисеевич. — Но вы, кажется, о чем-то спрашивали?

— Правда? — изумился Слепой.

Старик сокрушенно покивал головой, тяжело вздохнул, вынул из кармана платок и все-таки высморкался, издав протяжный трубный звук, эхо которого, прокатившись по обширному подземному залу, затерялось где-то среди стеллажей.

— Простите, — сказал он, — я вас совсем заболтал. Месяцами приходится молчать, не слыша человеческого голоса, не видя нормального, интеллигентного лица… Эти, — он ткнул скрюченным пальцем в сторону стальной двери, за которой торчали парни с каменными подбородками, — не в счет. Кроме того, нам запрещено с ними разговаривать. Как, подозреваю, и им с нами… Так вы спрашивали, что это за место. Пойдемте, я вам покажу.

Шаркая по цементному полу и на ходу выбирая из бренчащей связки нужный ключ, старик обогнул свой стол, подошел к двери в проволочной перегородке и отпер обыкновенный висячий замок.

— Проходите, — пригласил он Глеба, делая гостеприимный жест в сторону заставленного прочными металлическими стеллажами помещения. — Познакомьтесь со своим хозяйством.

— Что это? — спросил Сиверов, озирая уходившие, казалось, в бесконечность ряды полок, битком набитых тысячами картонных папок казенного вида, каких-то гроссбухов и пухлых, потрепанных книг, среди которых попадались, судя по покоробившимся кожаным переплетам, настоящие раритеты. Кое-где на стеллажах виднелись цилиндрические жестяные коробки с кинолентой и картонные ящики, из которых буквально выпирали сваленные беспорядочными грудами архаичные катушки с магнитофонными записями.

— Это — придаток, — не совсем понятно ответил Ефим Моисеевич и бодренько засеменил по узкому проходу в дальний конец помещения. — Образно говоря, аппендикс, отросток слепой кишки, в котором скапливается то, что организм не смог переварить и естественным путем вывести наружу. Знаете, мой знакомый хирург как-то нашел в только что удаленном аппендиксе древнюю золотую монету — кажется, согдийскую. Что характерно, пациент, из которого эту монету извлекли, не мог даже предположить, каким путем она туда попала. Жизнь полна загадок! Так вот, все, что вы здесь видите, — продолжал он на ходу, — считается уничтоженным согласно составленным в свое время актам о списании. Каковые акты по прошествии положенного срока также были уничтожены. Акты, как вы понимаете, были уничтожены в действительности, — добавил он, обернувшись к Глебу через плечо, — поскольку ни исторической, ни литературно-художественной ценности данный вид макулатуры не представляет.

— А это, — Сиверов провел кончиками пальцев по пыльным корешкам, — представляет?

— Можете мне поверить, — сказал старик, — представляет, да еще какую! Вы даже вообразить себе не можете, что здесь есть. Это, молодой человек, списанные материалы из архива Комитета государственной безопасности СССР. Не все, конечно, а только самые интересные, способные пролить свет на многие тайны, над разгадкой которых человечество давно бросило ломать голову ввиду очевидной бесполезности этого занятия.

— Ага, — сказал Глеб, начиная кое-что понимать.