Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе

Апоретические истины. Более радикальный взгляд на апорию рассматривает ее как нечто, ввергающее в оцепенение, обусловленное обретением такой истины, которую просто нельзя выразить словами. Стоящая за этим идея предполагает наличие невыразимых истин, то есть таких, какие не поддаются словесному оформлению[168]

. Это что-то вроде вербальных аналогов иррациональных чисел. Иногда, однако, их можно воспринимать и без слов. Не исключено, что справедливость, например, не удастся запечатлеть в четком определении. Но при этом представление о ней можно обрисовать границами множества определений, оказавшихся неудачными. Вместо того чтобы считать такой результат беспорядочным, стоило бы признать, что беспорядок – это как раз то, к чему мы стремились. Целью рассуждений выступает не вывод, основанный на предъявляемых аргументах, а хотя бы чуть более полное понимание предмета. В процессе мы четче осознаем, что истина не совпадает с нашей способностью говорить о ней или с нашей способностью ее схватить.

Подобный взгляд на апорию вполне выводим из метода, который применяется в ранних диалогах. Почему в них истину всегда ищут, но так и не находят? Возможно, из-за того, что найти ее вовсе нельзя; и в этом, собственно, состоит открытие. Определенные подтверждения такой позиции можно обнаружить в Седьмом письме Платона. Подлинность письма оспаривается[169], поэтому не следует приписывать ему слишком уж большую значимость, однако изучить нижеследующий отрывок все же стоит. Если письмо подлинное, то он напрямую раскрывает перед нами образ мысли Платона. Если же нет, то это интересный античный взгляд на то, как Платон мог рассматривать философское открытие.

Седьмое письмо,

341с–d

Вот что вообще я хочу сказать обо всех, кто уже написал или собирается писать и кто заявляет, что они знают, над чем я работаю, так как либо были моими слушателями, либо услыхали об этом от других, либо, наконец, дошли сами: по моему убеждению, они в этом деле совсем ничего не смыслят. У меня самого по этим вопросам нет никакой записи и никогда не будет. Это не может быть выражено в словах, как остальные науки; только если кто постоянно занимается этим делом и слил с ним всю свою жизнь, у него внезапно, как свет, засиявший от искры огня, возникает в душе это сознание и само себя там питает.

Милль, касаясь сложностей, возникающих в диалогах, излагает ту же мысль другими словами:

[Платон] перестал заботиться о преодолении неразрешимых сложностей, придя к мысли о том, что они будут возникать всегда. Если верить его Седьмому письму, то он определенно придерживался мнения, что никакое словесное определение чего бы то ни было не является абсолютно точным, а познание того, что та или иная вещь собой представляет, хотя и достижимо лишь после долгой и разнообразной диалектической дискуссии, не является ее прямым результатом, но приходит словно мгновенная вспышка (да и то лишь к тем, кому больше повезло по природе)[170]

.

Другие читатели Седьмого письма более сдержанно высказывались о том, верил ли Платон в истины, не поддающиеся словесному выражению[171]. Читатель может самостоятельно поразмышлять о том, могут ли диалоги – или любые диалектические процессы, смоделированные по их образцу, – эффективно выполнять вышеописанные задачи. Как представляется, однозначного или универсального ответа на этот вопрос дать нельзя. Скорее всего, как и предполагает Милль, результаты будут зависеть от способностей и предрасположенностей человека, который их добивается.