Методика очарования

— … Сегодня я ему позвонил. У меня кофе закончился, а Мишка все время привозил какой-то особенный сорт, без кофеина. Хотел попросить его об одолжении. К телефону он не подошел, я решил, что сынок опять на своих тренажерах мается, оставил сообщение на автоответчике. Потом пришли мен… товарищи из органов. Ну, а дальше вы сами все знаете. Несчастный случай… — Саламатин развел руки в стороны: дескать, судьба такая.

— Ясно, — крякнула Катерина.

Судя по выражению ее лица, рассказом Академика она осталась недовольна, потому что ничего, представляющего интерес для следствия, старик не поведал. Я же снова уставилась на отпечатки стремянки на ковролине и на пятно на потолке. Что-то меня настораживало в этом пейзаже, но что именно? Попытка заставить сознание выдать на-гора какое-нибудь гениальное решение потерпела крушение, и я с отчаянием воскликнула:

— У вас сын умер, а вы так спокойно об этом говорите!

— Что ж мне теперь, обрить голову и в монастырь податься, что ли? — усмехнулся Саламатин и снова набил трубку. — Человек смертен. Кто-то раньше, кто-то позже, но все уходят.

Думаю, табак для трубки Академику тоже поставлял Михаил, и, наверное, это был дорогой качественный табак, но мне сизый дым был глубоко противен: он навязчиво лез в нос, в горло, щипал глаза и раздражал легкие. Должно быть, дело все-таки не в табаке, а в самом Игоре Юльевиче — какими бы ни были отношения с сыном, пусть и с приемным, а смерть все же стоит уважать. Кажется, Катька была солидарна со мной в этом вопросе.

— Вы бы хоть одно слово хорошее о Михаиле сказали! Или на худой конец всплакнули, что ли! — с плохо скрытой неприязнью предложила она.

— Успеется, — спокойно ответил Академик. — У вас еще есть ко мне вопросы?

Помните у Некрасова? «Посмотрит — рублем подарит»? Так вот, подруга «одарила» Саламатина-старшего таким взглядом, что, согласно теории великого поэта, у Академика в кармане должен был бы сию секунду образоваться как минимум миллион рублей, причем с характерной заморской окраской.

— Есть! — метнув повторную молнию в сторону Игоря Юльевича, заявила Катерина. — Я вновь поинтересуюсь: чем конкретно занимался Михаил на бирже?

Вопрос, на мой взгляд, элементарный, и вариантов ответа всего два: знаю — не знаю. Однако с Саламатиным стало твориться что-то непонятное. Он вдруг запустил трубкой в стену, схватил себя за волосы и с истерическим криком: «Ну вот, они опять явились!» — бросился вон. Недоуменно переглянувшись, мы с Катькой ринулись за ним…

Академик обнаружился на кухне.

— Мама, — пролепетала подруга и медленно сползла по крашеной стене на пол.

Да и у меня, признаться, от увиденного коленочки-то подогнулись. Папа-Саламатин стоял возле раковины, в которую с сердитым плеском мощной струей хлестала вода. Все бы ничего, только смущала одна деталь: из носа Игоря Юльевича торчали два провода — один синий, а другой весело-красного цвета. Концы проводков Саламатин сжимал в дрожащих руках и, не обращая внимания на распластавшуюся на полу Катерину, нетвердой походкой двигался в мою сторону.

— Воткни провода себе в нос, — абсолютно серьезно велел Академик, протягивая провода. — Я тебя узнал! Мне говорили, что ты придешь. Слышишь позывные?! Нас ждут. Не бойся, мы вместе телепортируемся на нашу родную планету Каракатук. Готова?!

Сказать, что готова сию секунду телепатироваться на незнакомую территорию, я не могла. Нет, в принципе, в последние несколько дней Катерина упорно склоняла меня к активному отдыху на родине предков (в Швейцарских Альпах у меня волею судьбы и моих родственников имеется кое-какая недвижимость). Я сопротивлялась, потому что пока еще не привыкла к богемной жизни и до сей поры стесняюсь своего внезапно свалившегося богатства. Однако визит на незнакомую планету показался слишком уж экстремальным видом жизнедеятельности. В эту минуту мне вдруг страстно захотелось в Альпы, ибо интуиция подсказывала, что Каракатук находится намного дальше Швейцарских Альп, а каракатукчане, или каракатукцы, — народ весьма сомнительный и с толком провести время на — родной» планете едва ли получится. Я упрямо отталкивала протянутые Саламатиным проводки, при этом невнятно бормоча:

— Сегодня никак не получится, извините! Мне в химчистку надо зайти… И еще в гастроном… за картошкой, ага! А вообще-то без Катьки я ни на какой Каракатук телепортироваться не собираюсь — нечего мне там без нее делать!

Доводы, приведенные мной, Академику показались неубедительными. Наверное, поэтому он, сжав концы проводков в кулаках, загрохотал:

— Ты не можешь оставить свой народ в беде!

— Могу! — пискнула я, невольно проникаясь сочувствием к неведомым бедам несчастных каракатукцев и лихорадочно соображая, чем бедолагам можно помочь, но только не прибегая к телепортации, ибо из научно-фантастических фильмов мне было доподлинно известно, что процесс этот — весьма болезненный.