Оставшуюся часть дня Артем посвятил изучению Полиса: бесцельно разгуливал по безграничному пространству переходов и лестниц, оглядывал величественные колоннады, удивляясь, сколько народу может вместить в себя этот подземный город, вдоль и поперек изучил напечатанную на оберточной бумаге газетку «Новости метро», слушал бродячих музыкантов, листал книги на лотках, играл с выставленными на продажу щенками, узнавал последние сплетни — и все это время не мог избавиться от ощущения, что за ним кто-то следует и наблюдает. Несколько раз он даже оборачивался резко, надеясь встретить чей-то внимательный взгляд, но тщетно — вокруг кишела занятая толпа, и никому до него не было дела.
Обнаружив в одном из переходов гостиницу, он проспал несколько часов, прежде чем явиться в десять вечера, как было условлено, к заставе у выхода в город с Боровицкой. Мельник опаздывал, но караул был в курсе, и Артему предложили дождаться сталкера за чашкой чая.
Прервавшийся на минуту, чтобы налить в эмалированную кружку кипятка, пожилой караульный продолжил свой рассказ:
— Так вот… Мне тогда поручили следить за радиоэфиром. Все надеялись сигнал из правительственных бункеров за Уралом поймать. Да только напрасно старались, по стратегическим объектам они в первую очередь ударили. Тут тебе и Раменкам хана, и всем загородным дачам с их подвалами на тридцать метров в глубину хана… Раменки, они, может, и пожалели бы… Они по мирному населению старались не очень-то… Никто же тогда не знал, что эта война — до самого конца, когда уже все равно. Так вот, Раменки они, может, и пожалели бы, но там рядом командный пункт находился, и вот они туда и всадили… А уж гражданские жертвы — это, как говорится, сопутствующий ущерб, извините. Но пока еще в это не верил никто, начальство посадило меня за эфиром следить, там, рядом с Арбатской, в бункере. И поначалу много чудного ловил… Сибирь молчала, зато другие отзывались. Подводные лодки отзывались, стратегические, атомные. Спрашивали, бить или не бить… Люди не верили, что Москвы больше нет. Капитаны первого ранга прямо в эфире, как дети, рыдали. Странно это, знаешь, когда прожженные морские офицеры, которые за всю жизнь и слова одного цензурного не сказали, плачут, просят поискать, нет ли среди спасшихся их жен, дочерей… Пойди, поищи их тут… А потом — все по-разному: кто говорил, все теперь, не нашим, так и не вашим, пропади оно к чертям, и уходил к их берегам — весь боекомплект разряжать по городам. А другие, наоборот, решали: раз уж все равно все летит в тартарары, больше и воевать смысла не имеет. Зачем еще людей убивать? Только это уже ничего не решало. И тех, кто за семью отомстить решил, хватило. А лодки еще долго отвечали. Они по полгода под водой на дежурстве находиться могли. Кого-то, конечно, вычислили, но всех найти не могли. Вот уж наслушался историй, до сих пор как вспомню, дрожь по коже. Но я все не к этому. Поймал я однажды экипаж танка, который чудом при ударе уцелел: перегоняли они свою машину из части или еще что-то… Новое поколение бронетехники от радиации защищало. И вот как их было там трое человек в этом танке, так и пошли они на полной скорости от Москвы на восток. Проезжали через горящие деревни, баб с собой каких-то подобрали — и дальше, на заправке соляры зальют и снова в дорогу. Забрались в какую-то глухомань, где уже и бомбить-то нечего было, тут у них наконец горючее и вышло. Фон радиационный и там, конечно, оставался будь здоров, но все же не такой, как рядом с городами. Разбили они там лагерь, танк на полкорпуса в землю вкопали — вышло у них вроде укрепления. Палатки рядом поставили, со временем землянки вырыли, генератор ручной устроили для электричества и довольно долго жили вокруг этого танка. Я с ними года два чуть не каждый вечер разговаривал, все дела их семейные знал. Сначала у них спокойно все было, хозяйство завели, дети у двоих родились… почти что нормальные. Боеприпасов хватало. Они там всякого насмотрелись, такие твари из лесу выходили, что он и описать-то их как следует не мог, этот лейтенант, с которым мы говорили. А потом пропали они. Я еще с полгода их поймать пытался, но что-то у них случилось. Может, генератор или передатчик из строя вышли, а может, боеприпасы кончились…
— Ты про Раменки говорил, — вспомнил его напарник, — что их разбомбили, и я подумал: вот сколько здесь уже служу, никто мне про Кремль сказать не может, как же так вышло, что он целым остался? Почему его не тронули? Вот уж там должны быть бункеры так бункеры…
— Кто тебе сказал, что не тронули? Еще как тронули! — заверил его караульный. — Просто разрушать не хотели, потому что памятник архитектуры, ну, заодно и новые разработки на нем испытали. Вот и получили мы… Уж лучше бы они его сразу с лица земли стерли, — он сплюнул и замолчал.