Михей задышал – тяжело, нервно. Он представил Ромку – избитого, замерзающего. Свет погасили, но картина, нарисованная Эстетом, не давала парню покоя. Рядом возился старый Рафик, долго бубнил и вздыхал в темноте. Наконец и его сморило. А Михей все лежал и слушал беспокойную тишину барака, перемежаемую стонами измученных рабов. День, словно котомка, доверху набитая событиями, уходил в прошлое. Утекали заботы и усталость. И только мысли деть никуда не получалось.
«Прости, братишка, – тихо прошептал парень, глядя в темноту. – Прости меня! Пожалуйста!»
Мишка проснулся от шороха возле его нар. Повел головой, пытаясь что-то разглядеть в темноте. Кажется, шевельнулась неясная тень во мраке спящего барака.
Михей приподнялся на локтях, но тут же сильнейший удар в скулу повалил его обратно на нары. Парень приложился головой о стену, и в глазах заплясали искры. Кто-то вцепился ему в ногу и дернул так, что Михей полетел на пол. Удар оказался не очень болезненным, но кто-то пнул его в живот, и словно костяная лапа сдавила горло, перекрыв воздух.
– Тащи сюда тварюгу! – скомандовал некто невидимый. В рот парню ткнулась грязная тряпка, и теперь он не смог бы даже позвать на помощь.
– Лучше не рыпайся, голубок, – послышался над ухом знакомый голос. Антон?
Михей пытался сопротивляться, но его подхватили под руки и поволокли в темный угол барака, в подсобку. Парень вдруг отчетливо понял, что сейчас свершится самосуд, и никто ему не поможет. Михей попробовал извернуться, лягнул кого-то. Полилась отборная ругань.
– Ах ты, гад! – кто-то из противников сунул ему кулак под ребра, и парень, только что обретший возможность дышать, снова подавился криком и засипел. И вдруг почувствовал у горла холод металла.
– Готовься, сейчас на ремни тебя порежу! – прошипела темнота голосом Антона. – Это тебе за вчерашнее ползание, утырок!
От очередного удара у Михея поплыли перед глазами круги. Он повалился, но невидимые мучители снова подхватили его, поставили на колени. Парень почувствовал, как по губам потекла кровь.
– Держись! – прошипел невидимый Антон и схватил Михея за волосы. Парень зарычал и сумел-таки выплюнуть кляп. И в этот момент с улицы долетел тревожный звон рельса.
– Что за… – начал было рассерженный Антон, но тут же в ночи заполошно зачастил автомат. А следом в барак вломился запыхавшийся зэк. Вспыхнул свет, лезвием полоснув по глазам.
– ТРЕВОГА! – заорал прибежавший, срываясь на фальцет. Барак зашевелился, с нар стали соскакивать перепуганные и сонные люди. Где-то на дальнем краю зоны вновь захлопали выстрелы, зачастил пулемет.
И в Михея словно плеснули сил. Он вскочил и кинулся к Антону, врезался в него всем телом. Враг выматерился и упал на своего товарища, сшибая того с ног. А парень диким прыжком перескочил через поваленных противников и рванул к выходу.
Глава 3
Прорыв
Барак вмиг ожил, и людская масса взбудораженно зашумела и зашевелилась. Зэки спешно напяливали рванье, испуганные взгляды шарили по лицам товарищей. Со всех сторон посыпались вопросы:
– Что случилось-то?
– Почему звонят?
– Пожар, что ли? А чего тогда стреляют?
– Та-та-та-та-та, – снова застучал в ночи пулемет. Подбадривая его, слаженно залаяли со стороны площади автоматы. Звук колотился в стены, и в ночном воздухе над зоной летало гулкое эхо. В душной утробе барака еще воняло старой, прогнившей жизнью, а снаружи ломилось нечто новое, неизведанное. И словно ночным ветром из стылой темноты в распахнутые двери повеяло свободой.
– Говорят, дикари напали. Их там целая орда!
– Вот так свезло. Из огня да в полымя!
– Мужики, чего делать-то будем?
– Конвойных нету! – заорал кто-то. – Драпать надо отсюда!
Неожиданная новость взбудоражила заключенных. На толпу зэков будто опрокинули ушат ледяной воды, и многие стали протискиваться ко входу.
– Не дадут ведь! Положат всех. Перестреляют, как собак! – сыпалось с разных сторон. Но зрело что-то внутри барака, раздувалось. Словно вешняя вода наперла на плотину и давила, давила…
– Мужики, все равно нам тут подыхать! – пролетел над головами яростный крик. – Чего нам терять-то? Валим отсюда!
И прорвало. Люди метнулись к выходу, толкаясь и давя друг друга. Увлекаемый потоком, Михей устремился на улицу. Он ожесточенно греб локтями, стараясь не отставать от других. Леха рванул следом. Кто-то падал, летели отчаянные крики и мат. Смели входную дверь, и людская река хлынула в выстуженную темень. Парень с трудом вывалился из толпы, втянул ноздрями стылый ночной воздух. Орава зэков рассасывалась, и беглецы растворялись в темноте. В царящей катавасии обидчики, видимо, забыли про Михея и бросились спасать собственные шкуры. Только сейчас парень заметил на крыльце Рафика. Старик сидел на прогнившем бревне и улыбался.
– Подышать хоть перед смертью, – сказал дед и вдохнул полной грудью. А в воздухе уже разливался пьянящий запах воли.