Генерал уставился в карту, Верин начальник так и не выполз из своей отрешенной нирваны, в которую нырнул сразу после окончания доклада. Им обоим был явно не по душе этот план. Зато Жанна почти не скрывала своего удовольствия – улыбаясь одной из своих самых милых улыбок, она пристально смотрела на Веру, ожидая, что же та ответит. Одной частью своего сознания Вера по-быстрому наводила порядок в мыслях, удачно разбросанных сообщением Жанны. Второй поток мышления перемалывал то, что сказала психолог. Особенно не понравилась Вере последняя фраза Жанны. Фраза могла быть абстрактной, подразумевающей под «другом» кого угодно. Но Верина оппонентка сделала ударение именно на последнем слове, как будто имела в виду кого-то конкретного. Конечно, Жанна могла наводить о ней справки и знать об их встречах с Вячеславом. Могла расценить это как увлечение и даже ошибочно предполагать интимную близость между ними (чего так и не случилось). Но все это не давало никакого повода считать, что Вячеслав по-прежнему что-то значит для Веры, тем более, она добровольно ушла в следователи, тем самым перечеркнув возможность быть когда-то с ним рядом. И все же Жанна знает или, во всяком случае, догадывается о том, что запрятано у Веры глубоко и далеко. Неужели все-таки она тогда под гипнозом добралась до этих недр в Верином сознании? И теперь неслучайно делает акцент именно на этом… Если так, то в их психологической дуэли Жанна провела убойный прием. Вера знала, что она далеко не красавица, и относилась к этому более чем равнодушно. Часто наблюдая «успехи» хирургов по зашиванию увечий от ранений на лицах бойцов, она была уверена, что такая операция не добавит ей привлекательности, – и это само по себе ее тоже не страшило. Пугало то, что она станет другой, не такой, какой ее запомнил он…
Пока Вера все обдумывала, Жанна даже не моргала, не скрывая интереса к ее реакции. Смакуя момент, она наигранно успокаивала Веру:
– Да вы не огорчайтесь. Какие-то черты от прежней Пруднич все-таки останутся… когда сойдут рубцы… Может быть, через год-два… Или, может быть, у вас есть возражения? Говорите, не стесняйтесь…
Вера слышала отданный приказ, отказаться от выполнения которого она не могла. Хватаясь за соломинку, она лишь попыталась отодвинуть неминуемое:
– Но у нас ведь нет времени. Пока все заживет после операции…
– А никто и не собирается ждать, пока заживет, – поспешила «успокоить» Жанна. – Зачем ждать? По легенде – у вас травма лица и вы сбегаете из Госпиталя. Так ведь даже лучше – с распухшим лицом, не сошедшими швами вас будет еще труднее узнать…
Вера не хотела больше ни видеть, ни слышать Жанну. Она демонстративно от нее отвернулась, сделала шаг к неподвижно сидящим генералу и начсоту. Но зная теперь себе цену, она рискнула на предъявление ультиматума:
– У меня есть одно условие.
Начсот наконец-то поднял на нее глаза, а генерал даже привстал, выражая готовность выполнить все, что бы она ни потребовала:
– Говорите, капитан.
– Операция по изменению внешности будет проводиться с участием врача Джессики из Резервации. И она на этой операции будет главной. Она когда-то спасла мне жизнь…
Вода чавкала под ногами. Вернее, не вода, а мутная жижа, кишащая пиявками. Несколько этих слепых тварей прицепились к босым ногам Веры. Наверное, они уже сосали кровь, и наверное, это было больно. Вера этого не ощущала, потому что, насколько могла, отключилась от своего тела, иначе всю ее волю парализовала бы боль раскромсанного скальпелем и зашитого хирургическими нитками лица. Саднило тело и руки, над которыми также изрядно «поработали», чтобы оставить на ней следы аварии, которой не было. Операция длилась долго – все-таки пластическая хирургия была новшеством для эскулапов Муоса, а Джессика поставила перед собой задачу сделать новое лицо если не симпатичным, то хотя бы не уродливым. На третий день Джессика, несмотря на возражения военных, настояла на второй операции, которая прошла ненамного быстрее. За это время Вера слишком привыкла к опию, а это к прочим негативным факторам добавило нешуточную абстиненцию. Все вкупе мешало сосредоточиться, сконцентрироваться на выполнении задач, и Вера до сих пор балансировала на грани яви и забытья. Приближался тот условленный день, когда, по прогнозам профессора Варнаса, экс-начальник секретной лаборатории Якубович должен был создать недостающую деталь к ядерному заряду. Военные нервничали и поэтому подняли Веру, еще не отошедшую от наркоза, с госпитальной койки и чуть ли не пинками вытолкали выполнять задание.
Но все физические мучения не шли ни в какое сравнение с тошнотворным ощущением чужого лица. Послеоперационная отечность не прошла, и из-за порезов и стягивающих швов казалось, что на плечах Вера несет не свою голову, а тяжелый пульсирующий бидон из боли и сочащейся крови. Вспоминались слова Джессики, доносившиеся сквозь бледно-розовый туман послеоперационного забытья: