Метро до Африки

Ирка большая мастерица взболтать чужой мозг до состояния омлета. Вроде начинаете с ней разговор, чувствуя себя нормальным человеком, а спустя четверть часа становитесь идиоткой.

– Вы, Дарь Иванна, неаккуратно людей слушаете, – с укоризной отметила Ирка, – я талдыкаю дятлом, а у вас все мимо ушей свистит. Повторяю: моя бабушка делала пончики. Никогда я потом похожих не ела. Типа «хворост». Рецепт она с собой унесла, в могилу. А я его узнать хочу.

– Кого?

– Рецепт.

– Какой? – Я совершенно потеряла нить беседы.

– Пончиков!

– Их бабушка пекла?

– Да.

– И она умерла?

– Точно.

– А ты намерилась выяснить, как делать то самое тесто?

– Верно.

– Боюсь, ничего у тебя не получится.

– Это почему? – уперла руки в боки Ирка.

– Извини, что напоминаю, но твоя бабушка ­умерла.

– И чего?

– Ира, с мертвецом нельзя побеседовать!

– Это вы так считаете. Можно, я завтра на пару часиков отлучусь? За рецептом поеду.

– На кладбище? – не выдержала я. – Не забудь прихватить жабу.

– Зачем? – разинула рот дурында. – Про лягушек ниче не говорили.

– Во всех колдовских действиях всегда присутствуют сушеные летучие мыши и жабьи лапы, – хихикнула я. – Еще может понадобиться цветущий папоротник и всякая мелочь вроде куриного яйца с иглой, в кончике которой смерть Кощея Бессмертного.

Высказавшись, я пошла наверх, добралась до спальни полковника и поскреблась в дверь.

– Можно?

Ответа не было.

Я прибавила звук:

– Разреши войти?

Снова тишина.

Беспокойство холодной змеей вползло в душу. Дегтярев в последние дни не очень хорошо себя чувствует, он частично потерял память. Может, врачи ошиблись, и удар по голове тут ни при чем? Вдруг у Александра Михайловича случился-таки микроинсульт, а сейчас произошел новый, и он в данный момент лежит на полу, беспомощный, не способный ни пошевелиться, ни ответить?

Покрывшись липким потом и забыв о правилах приличия, предписывающих не лезть в спальню даже близкого тебе человека без приглашения, я толкнула дверь и вломилась к Дегтяреву, как носорог в хлипкую хижину.

В горле стоял ком, тело сначала окаменело, потом мелко-мелко затряслось. Вы бы тоже перепугались до сосудистого криза, увидав жуткое зрелище, кое предстало моим глазам. На ковре, одетый в спортивный костюм, хрипел Дегтярев. Он лежал на правом боку в очень странной позе – его левая рука была отведена за спину, пальцы сжимали носок левой ноги, которую Александр Михайлович вывернул абсолютно нечеловеческим образом. Больше всего меня напугали вылезшие из орбит глаза полковника и ужасные звуки, вырывающиеся из его полуоткрытого рта.

– Милый, – еле перебирая чугунными колоннами, в которые превратились мои ноги, зашептала я, – не нервничай, сейчас вызову врача.

– М-м-м… – простонал приятель и судорожно заморгал, – м-м-м…

– Секундочку! – засуетилась я. – Скажи, что случилось?

– М-м-м…

– Тебе больно? – с надеждой воскликнула я.

Инсульт не причиняет физических страданий, он обездвиживает. И если полковнику больно, значит, инсульта нет. Но не успела эта радостная мысль укорениться, как я решила, что это инфаркт! Вот сердечный приступ причиняет боль.

– Солнышко, давай помогу тебе выпрямиться, – засюсюкала я и взяла Дегтярева за пальцы левой руки. – Ну, разожми лапку!

– М-м-м.

– Ой, не буду! Может, ногу попробуем разогнуть?

– М-м-м, – ответил полковник, и тут его скрючило еще сильней.

Я снова обрадовалась – это не сердце, а банальная судорога, у Александра Михайловича свело ногу, надо немедленно ткнуть в нее иглой и вызвать врача.

– Не волнуйся, любимый, – защебетала я и быстро отстегнула брошку, приколотую к футболке.

На день рождения Маня подарила мне изумительное украшение – круглый диск с изображением Хуча, я теперь ношу его постоянно.

– Прости, дорогой, сейчас тебе станет легче, – воскликнула я и воткнула иглу в бедро Дегтярева.

– А-а-а! – заорал он и сел.

– Ты выздоровел! – возликовала я. – Какое счастье!

– Зачем ты мне помешала?! – заорал полковник.

– Ты лежал на полу.

– И что?

– С выпученными глазами!

– И что?

– С красным лицом!

– Если бы я посинел, смотрелся бы хуже, – пошел вразнос приятель. – Когда человек помидорного цвета, значит, он жив, кровь в организме циркули­рует.

– Но… я думала…

– Что ты делала?

– Думала, – растерянно повторила я.

– Боже! – застонал Александр Михайлович. – Только я сумел принять нужную асану, еле-еле дотянулся рукой до ноги, изогнулся белым журавлем, как появилась думающая Дарья и со всей дури воткнула в меня булавку.

– Кем ты изогнулся? – обомлела я.

– Белым журавлем.

– Зачем?

Дегтярев указал пальцем в экран работающего телевизора.

– Видишь? Там идет урок йоги. Инструктор сказал, что каждый человек должен выучить пару асан, то есть поз. Если их делать каждый день, то навсегда возвратятся здоровье и умственная полноценность.

Я вздрогнула, последняя фраза Дегтярева, несмотря на ее оптимизм, показалась мне зловещей. Если полковник хочет, чтобы к нему вернулись вышеупомянутые качества, получается, он считает себя больным и глупым?

Глава 23