– Байка, ну? Дурь ведь! Америкосы, га-андоны, все начисто нам снесли, это и дите малое знает, что одна Москва стоит. Какой еще город! А Игорька Зуева на следующий день выдернули. Юдин там слушал, а Юдин тоже… Пнем надо быть, чтобы при Юдине…
– Из какого города? – Артем подобрался. – Из какого города пришли? Эти, на Черкизовской?
– Ага, – сказал ему Андрюша. – Щас я тебе.
Артем оторвался от двери, шагнул к мужику, наклонился к нему.
– Но он ведь говорил? Говорил же? Игорь этот?
– И договорился.
– Скажи! Скажи, важно!
– Ты донос на дядьку своего еще не сдал! Куда столько загребаешь? – недобро усмехнулся Андрюша.
– Идиота ты кусок! Скажи просто! Откуда?! – Артем взял мужика за ворот, накрутил материю на кулаки, прижал к стене.
– Отстань от него! Отстань! – тонко сказала Юлька. – Он ничего, ничего он не знает! Охрана! Люди!
– Хрень это все.
– А если нет?!
– И что? И что, если нет?!
– Да все! Да тогда можно отсюда валить! Из этого метро!
Андрюша, приоторванный от пола, помотал головой. Скривил харю.
– Было б им так хорошо там, лезли бы они к нам?
Артем набрал духу – спорить – и не нашелся.
– Поставь меня. Поставь, где стоял, гнида, – сказал Андрюша.
Артем поставил. Отвернулся, ушел назад к двери.
Хотел упереться в нее лбом – а она раскрылась.
– С Театральной который. На выход!
– Зря, – сказал Артем Андрюше.
– Вот и спросишь у них сам, – харкнул тот.
– Вот, товарищ майор. Это который в диверсии.
– А браслеты? Пускай в браслетиках.
Щелкнули наручниками.
– Вот это, когда сами сознаются… Всегда надо в браслетах, – объяснил Артему товарищ майор, встречая на пороге. – Зови меня Глеб Иваныч. А ты кто?
А Артем уже знал, что это Глеб Иваныч. Голос его хриплый и низкий знал. И ботинки шнурованные.
– Колесников Федор.
Как в паспорте, который ему Дитмар выдал.
– Ну докладывай, Федор.
Глеб Иваныч был кряжистый, крепкий; мясной породы. Лобастая башка лысела, толстые губы румянились. Он был с Артема ростом – не очень, значит, высок; но шире вдвое, а здоровей – вчетверо. Гимнастерка на нем не сходилась, ворот был бычьей шее узок, и в брюках бугрилось.
Сам Глеб Иваныч сел за стол, Артема оставил торчать.
– Вы не того взяли.
– Какого не того? – насторожился майор.
– Умбаха. На Театральной. Он не виноват ни в чем. Перепутали.
– А кого нужно было брать?
– Другого.
– А. Ага. И ты его пришел выручать?
Майор сразу заскучал.
– Он не диверсант никакой. Он инженер из театра, – сообщил Артем.
– Ну а признался, что диверсант.
– Так ведь… Наговорил он. Он наговорил на себя.
– Это уж его беда. У нас все подписано.
И что дальше?
Комната была просторная, но простая до строгости. На полу линолеум свертывается, в углу сейф серым кубом, стол разве вот богатый, трофейный – и сдвоенный профиль на стене. Все.
А нет, не все.
Что-то тикало еще. Артем оглянулся: сзади, над входом – висели часы. Недавно только им виденные – совсем в другом месте. Простые часы: стекляшка в синей пластмассе. На циферблате щит изображен, и в него воткнутый меч, и еще буквы в строчку – все заглавные, через дефис. «ВЧК-НКВД-МГБ-КГБ». Было без десяти минут десять.
– Спешишь куда, Федор? – спросил его майор. Ухмыльнулся. – Опаздываешь?
– Часы интересные.
– Часы что надо. И я вижу на этих часах, что меня ждут дела. У тебя все, Федор? Я бы с тобой попозже продолжил.
– Мне с ним надо переговорить.
– А вот этого никак не получится сделать. Он тебе кем приходится? Родственник? Или коллега?
– В чем он признался? Он не диверсант. Он на Рейхе и не был никогда. Это не его вы искали. Другого.
– Нет, Федор. Мы искали его. Петр Сергеича. И Рейх тут ни при чем. Вот, – майор помахал какой-то жирной бумажкой. – Ориентировка. Из центрального аппарата. Центральный аппарат ошибаться не может.
Значит, это не за ним, не за Артемом, приходили? Умбах сам виноват?
– У тебя все? – Глеб Иваныч поднялся. – А то у меня на десять назначено.
Он нагнулся к сейфу, поколдовал, скрипнул заслонкой; и вытащил черно-серый тусклый от царапин револьвер.
Тут Артем вспомнил, что именно у майора назначено.
– И что… Что теперь с ним будет, с Петром Сергеевичем? – спросил он пересохшим горлом.
– К высшей мере, – приговорил майор. – Ладно, Федор. Дождись завтра. Завтра с тобой будем еще разговаривать. Чувствую, разговор у нас некороткий выйдет. Что-то ты хочешь мне сказать, а мнешься. Надо тебя расшевелить как-то, а со временем сегодня, как назло, туго. Дела.
Он пошарил там же, в сейфе, достал из коробки пригоршню медных болванчиков, рассыпал их по столу. Выкинул у револьвера барабан, стал фаршировать его тупоголовой смертью. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. И еще осталось.
– Его нельзя стрелять! – крикнул Артем. – Умбаха!
– Почему?
– У него сведения… Он радист. И он знает что-то…
– Все, что он знает, знаем и мы, – успокоил его майор. – От нас секретов быть не может. Все. Иди, проспись. Тут меня… люди ждут.
Глеб Иваныч почесал, погладил себя по напряженному гульфику, потянулся сладко.