Два месяца эта шестнадцатилетняя пацанка была у него в заложницах-наложницах. Аппарат от стационарного телефона он из дома унес, родителям девчонка звонила только по его мобильному и в его присутствии. Говорила то, что дядя велел: дескать, все хорошо, готовится к экзаменам. Даже позвать на помощь бедолага не могла: окна закупорены, а так – кричи не кричи… Дом-то старый, сталинский – стенки в метр толщиной. В конце концов не выдержала и…
Воспользовавшись паузой, Макс решил задать не дававший ему покоя вопрос:
– А зачем он труп-то на рельсы потащил? Да, кстати: тащил-то сам или кому из свиты поручил?
– Сам, сам, – коротко кивнул опер. Нахмурился, пожевал губами, потом сердито упрекнул: – Вот сбил. О чем я говорил-то? А, да… Приехал он как-то вечером со службы, а племянница мертвая в ванной комнате на коленях стоит, на шее поясок от халата, другим концом к полотенцесушителю привязанный. Ну, он дождался глубокой ночи и с трупом на плече сначала в подвал спустился. А там дверка, за которой подземный ход. Неширокий, с низким сводом. Так что тело он то за ноги, то за руки волок, подонок. Ход его в тоннель метро привел. Он труп девчонки на рельсы пристроил и – тем же маршрутом домой. А из квартиры тут же знакомым милицейским начальникам звонить начал: дескать, извините, мужики, за поздний звонок, беда у меня: племянница пропала. Ушла утром по магазинам и не вернулась. Вот так-то…
Опер замолчал, сцепив в замок руки и глядя в полированную столешницу.
– А то, что это не я, вам из показаний Симоняна ясно стало? – спросил Макс.
– Симоняна? – Опер свел брови к переносице. – А-а-а, ты про этого бомжа, что ли? Нет, они большой роли не играли. Мы к тому времени, когда его показания дошли, уже и фоторобот мужика, который по тоннелю в означенное время шастал, имели, и кой-какие сведения о дяде девчонки успели собрать. Оказывается, он еще у себя на малой родине, будучи студентом, за изнасилование привлекался. За участие в групповухе, между прочим. Но родители наняли хорошего адвоката, и мальчик быстренько перекочевал из обвиняемых в свидетели. Отделался, короче, легким испугом. Ну, мы за этот факт зацепились, стали дальше крутить. Соседи, которые дядю не очень жаловали, много чего о нем рассказали. Про то, например, что сопливых девчонок к себе на квартиру возит. Ну а уж когда при операции «Зачистка» наши метровские милиционеры на дверку, которая из подземного хода в подвал его дома ведет, наткнулись… – Опер сделал многозначительную паузу, и Кривцов прочел в его глазах упрек. – Могли, между прочим, и не придать значения, – пояснил майор. – В центре Москвы, считай, из подвала каждого старого дома в подземку попасть можно. А в некоторых домах, где в тридцатые – сороковые шишки партийные или гэбисты жили, вообще подъемники были оборудованы… Иные до сих пор в действующем состоянии. Ну, вот, один капитан, когда зачистку проводили, обратил внимание, что дверку в подвал дома на проспекте Мира недавно открывали. И тут его как озарило: а не тот ли это дом, где живет чиновник, у которого племянница пропала? Скоренько на связь с кем надо вышел. Выслали группу оперативников с экспертом. В подвале клок волос нашли на железном косяке той самой дверцы, потом на маршруте следы всякие – он же, говорю тебе, волоком девчонку тащил. Экспертиза показала, что и прядь волос, и клочки одежды – все ее. Этим мы дядьку и приперли. Он во всем, кроме изнасилования, сознался. А тому, что так с трупом обошелся, оправдание придумал: дескать, очень переживал за репутацию своего департамента и вообще за имидж властных структур, которые и без того находятся под яростным и неусыпным огнем прессы…
Попрощались они почти тепло, пожали друг другу руки, пожелали успехов в работе.
Напоследок Кривцов спросил:
– А координаты того капитана узнать можно? Я как-никак его должник. Куплю бутылку хорошего коньяка или там еще чего. Отблагодарить же полагается.
Опер помрачнел:
– Да некого тебе благодарить. Капитан Колосов погиб в ту же ночь. Уголовники, которых из подземелья выкуривал, подстрелили.
…В пятницу Людмила Кривцова позвонила сыну и сказала, что назавтра устраивает в ресторане торгового центра на «Киевской» званый обед. Попросила оповестить об этом всех, кто принимал участие в его, Макса, судьбе в тяжелые дни: Катю, Андрея, Витю Милашкина…
– А товарищей по преисподней тоже приглашать? – уточнил с подначкой Кривцов.
– Кого? – встревожилась Людмила.
– Бомжей, с которыми я все это время тусовался, – продолжил поддразнивать мать Макс.
– Ну, я не знаю…
– Да ладно, не парься. Я пошутил. Даже если приглашу – они не пойдут. Не то мы для них общество.
Сама Людмила пришла в ресторан с Георгием. Вид герой-любовник имел побитый. За столом по большей части молчал, лишь время от времени обращаясь к мадам Кривцовой и Кате с вопросом, не положить ли им салату, не подать ли вазу с ягодами.
Людмила его предложения то игнорировала, то небрежно принимала, Катя же всякий раз мотала головой:
– Спасибо, я вообще есть не хочу!