Читаем Метромания полностью

– Ну да. Короче, от нас. Говорят, в Подмосковье под это дело уже лагеря подготовили. Сначала туда всех свезут, а потом разбираться будут. Уголовников, которые в розыске числятся, – в СИЗО, стариков – по специнтернатам, а тех, кто помоложе, – на тяжелые работы: в шахты угольные и бокситные или еще куда. Кардан говорит, наверху решили: раз в подземелье живем, значит, к таким условиям вполне приспособлены. Еще сказал, платить не будут, только кормить и одевать. Типа, все равно никуда не рыпнетесь и не пожалуетесь: документов-то нет, большинство в покойниках или в без вести пропавших числятся – попробуй в таком состоянии покачай права!

– Так, понятно, – подскочив со стула, засуетился Симонян. – Максим, быстро упаковывай бумаги! Вон там, в углу, у меня сумка на колесиках, в ней еще баул клетчатый. Да, вот еще моток веревки. Я как знал, как чувствовал, что когда-нибудь придется спасать архив! Складывай все в папки и связывай как можно плотнее. Колян, где Митрич, Адамыч, Шумахер, Ростикс, Антон?

– Все, кроме Адамыча, здесь – собираются. А Ростикс ушел. Я его послал афганца искать. Договорились так: раз с нами Митрич, мы Ростикса с Адамычем, если что, дожидаться не будем. В условленном месте положу записку с координатами, где остановимся. – При этих словах Колян пристально посмотрел на Макса, и глаза его недобро сверкнули. – Давай, Нерсессыч, определяйся, мне еще к могилам смотаться надо. Хорошо, если в ту сторону пойдем, а если в противоположную? И еще учти, чтобы по пути глубокой воды не было, иначе Митрича на себе тащить придется. Все, я к Митричу на подмогу. Совсем старик расклеился. Говорил я ему: «Не ходи сегодня на работу, побереги себя!» А он…

Колян исчез, а Симонян заметался по комнате, доставая из разных углов и сваливая на стол перед Максимом стопки бумаг, какие-то вырезки, раздувшиеся от содержимого картонные папки.

Собираясь, старик рассуждал вслух:

– Придется двигаться на восток, хотя в смысле удобного сухого жилья это самый неудачный вариант. Лучшие места на севере и западе. Но нам нужно как можно скорее выбраться за пределы Садового кольца, а самый короткий путь – к Земляному валу. Вот увидишь: внутри Садового они шерстить будут. С разных концов пойдут. Конечно, ходов тут столько, что лабиринт Минотавра детским аттракционом покажется, но рисковать нельзя.

В конце концов они выдвинулись на полчаса позже назначенного. Кладбище, которое и было условленным местом, оставалось в стороне от маршрута, и им пришлось ждать Коляна, который понес записку для Адамыча и Ростикса.

Митричу становилось все хуже. Он сидел на своей тележке, прикрыв веки, и часто, со свистом дышал. Макс предложил сделать укол, но старик отказался:

– Некогда. На привале сделаешь. Лекарства ж с собой.

Шли в таком порядке: впереди Колян, как самый опытный из молодых. Его задачей было смотреть в оба глаза и слушать в оба уха, чтобы в случае опасности подать остальным сигнал. За ним Симонян с тележкой на колесиках, доверху набитой бумагами. Дальше – Макс с рюкзаком за плечами и тяжелой клетчатой сумкой-баулом, заполненной бумагами и нехитрыми пожитками Нерсессыча. Симонян, испытывая неловкость от того, что нагрузил Кривцова, не взял с собой даже любимый медный чайник, при кипячении в котором, как он утверждал, вода приобретает целебные свойства. Следом за Максом шел Шумахер с огромным драным чемоданом на больших, явно неродных колесах. На вопрос Кривцова, откуда такая телега, он с гордостью поведал, что и чемодан, и детскую коляску, у которой свинтил колеса, нашел в мусорке, а потом сам смонтировал.

Замыкали колонну Митрич и Антон. Первые метров шестьсот Перов, отталкиваясь от каменного пола двумя надетыми на ладони деревяшками, двигался довольно ходко, но потом стал отставать. Наконец, остановившись, прохрипел:

– Все, му… жики… больше не… могу.

Макс снял с плеч рюкзак и при свете фонарика вытащил упаковку с одноразовыми шприцами и пару ампул. Все сгрудились на пятачке, закрыв телами узкий проход.

– Придется на себе нести, другого выхода нет, – рассудил Колян. – Положим на плащ-палатку, возьмем за четыре угла. Нас, молодых, как раз четверо. А тебе, Нерсессыч, вперед идти. Слушай, может, бросишь на хрен свою тележку? Если Митрича нести, нам всем четверым свободные руки нужны, ты один на весь багаж останешься. Так что давай вываливай все из своей сумки и клади туда самое необходимое из всех рюкзаков и чемоданов: лекарства, воду, вещи теплые.

– Нет! – отчаянно крикнул Нерсессыч и прижал ручку тележки к груди. – Лучше давайте все это в Борин чемодан положим, я тележку к нему сверху привяжу.

– Подождите, мужики, – еле слышно прошелестел Митрич. – Давайте так: щас Нерсессыч по своей карте определит укромное местечко поблизости, и вы меня туда откатите. Оставите воды, еды, Макс таблетки даст, я отлежусь пару часов, а как полегче станет – за вами двинусь. Маршрут Нерсессыч обрисует.

– Да ты че, за сук нас держишь?! – возмутился Колян. – Тебя, значит, помирать оставим, а сами шкуры спасать побежим? Нет, сказано, понесем – значит, понесем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза