Однако когда она выяснила, что такой способностью не обладает
А Хонор испытала это на себе. Она поняла это еще ребенком, сопровождая Нимица к его родному племени. Об этом не знали даже ее родители – их бы трижды хватил удар, узнай они, что одиннадцатилетняя Хонор забредала в дикие уголки Медных гор в сопровождении одного только древесного кота! – но она всегда с радостью совершала такие путешествия. Они позволили ей глубоко проникнуть в сообщество котов. Она задумалась о том, что теперь, вероятно, она знает о котах больше, чем девяносто девять процентов ее приятелей-сфинксианцев, не говоря уже о жителях других планет, – и она спрашивала себя, как создания с такими ограничениями в разговорном языке умудрились создать то сложное общество, с которым познакомил ее Нимиц.
Разумеется, правильны были самые дикие теории: эти создания попросту не нуждались в разговорном языке, поскольку были телепатами…
Эта мысль волновала ее все долгие годы, проведенные вместе с Нимицем. Вопреки тысячелетним усилиям, никому не удалось достоверно обнаружить телепатию между людьми или даже среди нескольких дюжин иных мыслящих существ, с которыми столкнулось человечество. Сама Хонор всегда считала, что физика не позволяет ничего подобного… но что, если древесные коты, вопреки физике, и впрямь телепаты? Что, если их «способность к сопереживанию» – не более чем эхо, отражение одной маленькой грани внутривидовой способности, сделавшей возможной связь с человечеством?
Хонор нахмурилась, водя пальцем вверх и вниз по ножке бокала и раздумывая над этими выводами. Интересно, на каком расстоянии способна работать эта связь? Насколько чувствительны они друг к другу? Насколько глубоки их личности, мысли, взаимосвязь? И если они действительно телепаты, тогда как мог кто-нибудь вроде Нимица прожить столько лет отдельно от других своих сородичей? Она знала, что Нимиц любит ее с горячей преданностью защитника, так же как и она любит его, однако действительно ли возможность оставаться с ней стоила того, чтобы на многие годы лишиться глубокого сложного общения, которое, судя по всему, в данный момент происходило между ним и Одиссеем?
Нимиц поднял голову и встретился с ней взглядом, его зеленые глаза были спокойны. Он смотрел на Хонор – и к ней текли уверенность и любовь, исходящие от него. Наверное, он ощутил ее внезапный испуг, что общение Нимица и Одиссея приведет к утрате чего-то ценного, может быть, даже уникального. Одиссей тоже перестал жевать сельдерей и в течение нескольких секунд с любопытством смотрел на Нимица, затем перевел взгляд на Хонор, и благодаря своей связи с Нимицем она почувствовала некое заинтересованное удивление старого кота. Тот склонил голову набок, пристально разглядывая ее, и еще одна нить сочувствия присоединилась к утешению Нимица. Она «ощущалась» совершенно иначе, с привкусом ироничного удивления и дружеского гостеприимства, и Хонор моргнула, когда поняла, что оба кота сознательно посылают ей информацию. Впервые кто-то, воспользовавшись ее связью с Нимицем, вступал с ней в контакт, и ее это взволновало.
Она не знала точно, как долго это продолжалось (конечно, не более трех-четырех секунд), но вот Нимиц и Одиссей, явно забавляясь, встряхнули ушами и посмотрели друг на друга, как старые друзья, вспоминая им одним известную шутку. Хонор снова моргнула.
– Хотел бы я знать, что все это значит, – пробормотал Георгидес.
Хонор, оглянувшись на адмирала, обнаружила, что он тоже пристально смотрит на котов. Какое-то время он разглядывал их, а потом пожал плечами и улыбнулся своей гостье.
– Всякий раз, когда я думаю, что наконец-то понял, чего мне ждать от этого маленького черта, он делает все, чтобы доказать мою тупость, – заметил он, криво усмехнувшись.
– Я думаю, это их общая черта, – сочувственно согласилась Хонор.
– В самом деле. Скажите, миледи, правда ли, что самым первым живым существом, которое приняли древесные коты, была одна из ваших прабабушек?