Клаус Гауптман не хотел повторить эту ошибку, тем более что, в отличие от своего отца, он мог рассчитывать по крайней мере еще на два стандартных столетия энергичной деятельности. Женился он довольно поздно, но уже долгое время жил один, и в отношении Стейси у него не было намерения, с одной стороны, позволить ей превратиться в бездеятельного трутня, а с другой – заставить девушку чувствовать себя посторонней, не допущенной до управления, а следовательно, и непригодной к настоящему делу. Она уже занимала в картеле должность начальника производства на Мантикоре-Б и отвечала за огромный участок работы по разработке месторождений на астероидах в этой зоне, и она получила эту должность, потому что заслуживала ее, а не только потому, что была дочерью босса. После смерти матери она была также единственным человеком во вселенной, которого Клаус Гауптман беззаветно и преданно любил.
– И какое же судно? – спросила Стейси. Он на мгновение закрыл глаза.
– «Бонавентуру», – выдохнул он – и услышал, как дочь горестно вздохнула.
– А команда? А капитан Гарри? – быстро спросила она.
Медленное покачивание головой в ответ.
– Он вывел с корабля большую часть своей команды, а сам остался, – тихо сказал отец, – Как и его старпом.
– О нет, папа! – прошептала Стейси, и он сжал в кулаки лежащие на коленях руки.
Гарольд Суковский служил капитаном космической яхты семейства Гауптман, когда Стейси была еще ребенком. Она очень любила его, и именно он обучал ее основам астронавигации и тренировал для получения лицензии внеатмосферного пилота. Он и его семейство стали очень близкими и важными людьми для Стейси, особенно после смерти матери. Как ни любил Гауптман свою дочь, он сознавал, что никогда не умел показать ей свои чувства, а ее богатство и положение обеспечили ей одинокое детство. Она рано научилась относиться настороженно к людям, которые хотели стать ее «друзьями», и большинство тех, с кем она фактически сблизилась, были служащими отца. Суковский, конечно, тоже принадлежал к их числу, но он к тому же имел чин капитана космического корабля и связанное с этим званием очарование, да и относился к ней не как к принцессе, наследнице самого большого мантикорского состояния, даже не как к своей будущей хозяйке, но как к одинокой маленькой девочке.
Она обожала его. На самом деле Гауптман неожиданно для себя испытал глубокую ревность, когда понял, как его дочь относится к Суковскому. К своей чести, он сумел тогда сдержаться в отношении капитана и, оглядываясь назад, радовался тому, что так поступил. Он не был самым лучшим отцом, которого могла бы, вероятно, желать лишенная материнской заботы дочь, и семейство Суковского помогло заполнить пустоту, которую смерть матери оставила в жизни Стейси. Ей стало ужасно не хватать Суковского, когда он передал управление яхтой другому капитану, но вместе с тем она радовалась, что за заслуги в судоходной компании Гауптманов ему выдали судно «Бонавентура» прямо со строительных стапелей. Она притащила отца на праздник по случаю назначения Суковского капитаном «Бонавентуры» и подарила Гарри старинный секстан в честь ввода судна в действие, а он ответил внесением ее в список членов команды (сверх штата), чтобы сделать ее владелицей нового судна «с килевой пластины» – то есть изначально.
– Я понимаю.
Гауптман открыл глаза и, сжав челюсти, посмотрел поверх бассейна. Проклятое Адмиралтейство! Если бы оно не тратило время впустую, этого бы не произошло!
Гауптман испытывал крайне неприятное чувство из-за потери любого своего служащего, но он отдал бы на отсечение собственную руку, только бы избавить Стейси от переживаний из-за этой потери. И он признавался себе, что сам переживает утрату как глубокое личное горе. С очень немногими людьми он действительно был когда-либо так близок, и хотя он никогда не выделял Суковского из приближенных – это было не в его правилах, – но потеря капитана заставила его страдать.
– Есть какие-то известия? – спросила Стейси некоторое время спустя.
– Пока нет. Наш представитель на Телемахе послал письмо, как только спасшиеся люди с «Бонавентуры» сообщили о потере корабля, а для того, чтобы поступила другая информация, прошло не так много времени. Конечно, у Суковского было с собой документальное подтверждение нашего предложения о выкупе в обмен за его безопасность.
– Ты действительно полагаешь, что это что-то меняет? – резко спросила Стейси. В голосе слышался гнев – не на отца, а на собственную беспомощность.
Гауптман испытывал то же самое, однако, услышав ее слова, разозлился вконец и еще крепче сжал и без того напряженные челюсти.
– Я не знаю, – сказал он наконец, – Это все, что у нас есть.
– А где был флот? – требовательно спросила Стейси, – Почему они ничего не сделали?
– Ты сама знаешь ответ, – возразил Гауптман, – Они были «слишком заняты выполнением других задач». Черт возьми, все, что я смог выбить у них – это четыре вспомогательных крейсера!
– Отговорки! Это только отговорки, папа!