Меж двух океанов

Около полудня распахивается дверь.

— Вот тебе виза на восемь дней. Пришлось изрядно повозиться. Транзитную визу через Западную Германию американцы тебе не дали.

Ничего другого после вчерашнего и не следовало ожидать. Это значит, в Прагу самолетом.

— А как быть с «татрой»? С архивом? С пленкой? Едва все это выйдет за пределы международной зоны, произойдет то же, что и с остальным багажом.

— Я так и знал, что ты об этом спросишь! Ну, теперь бы только все хорошо обошлось с поляками.

— С какими поляками?

— Видишь ли, если бы далее компания «Трансатлантик» разрешила тебе следовать дальше, такие же провокации ждут тебя в Антверпене, в Бремене и в Гамбурге. На этой неделе из Гавра в Гдыню отплывает норвежское судно «Вильгельм Торкильдсен». Наняли его поляки, они везут закупленные во Франции автобусы «чауссон», которые своим ходом через Германию американцы не пропустили. Так что вы в одинаковом положении. А теперь зайдем-ка в «Польорбис».

Поляки очень доброжелательны, только они должны послать телеграмму в Варшаву.

— Нам нужно согласие главной конторы, но это всего лишь формальность. Можете совершенно точно рассчитывать, что «Торкильдсен» отплывает послезавтра утром.

Кто бы мог еще позавчера подумать, что пребывание на европейском континенте окончится так быстро! Вместо двух дней пути через Германию начинается путешествие вокруг Европы. Ну и пусть! Забудь на полдня все свои заботы, посмотри Париж, на который опускается золотистая осень. На набережной Сены листья падают прямо на открытые прилавки букинистов, опускаются на сказочные старые карты, раскрашенные от руки, на первые издания романов Бальзака. С любовью берут их в руки собиратели старины, осторожно перелистывают и кладут обратно, переходя к другим книгам. Голуби садятся на карнизы и ажурные фиалы Собора Парижской богоматери, мосты отражаются в зеркале торжественно тихой реки, прохожие подставляют лица нежным утренним лучам воскресного солнышка. Сегодня они никуда не спешат, мир и покой светятся в их глазах. Сказочный Париж! Жаль только, что по нему ходят и такие уроды, что пляшут под дудку молчаливых люден со значком за отворотом пиджака.

Во второй половине дня в Гавр отправляется машина.

У наших позавчерашних знакомых в форме сюрте вытянулись, лица. когда они взяли паспорт в руки.

— Что это значит? Четырнадцать часов назад вы должны были покинуть территорию Франции! Как в вашем паспорте оказалась эта виза?

— Об этом спросите в вашем министерстве иностранных дел…

К вечеру «татра» и багаж перекочевали из международной зоны порта на борт «Вильгельма Торкильдсена». Полиция при этом ассистировала.

На рассвете норвежцы снялись с якоря.

Английский туман

Ну и симпатичные же люди эти норвежцы! Кажется, север должен был бы наложить на них отпечаток суровости и неприветливости. А тут прямая противоположность! Дружные, веселые, готовые поделиться с тобою последним куском хлеба. Вместо красного вина, которое подавалось на «Ибервиле» в полдень и вечером, они после обеда и ужина пьют молоко. Это как-то не вяжется с представлением о моряках, но это действительно так! А любопытны, как дети, слушают, раскрыв рты

— Вы говорите, что это преследование. Мы узнали американцев с другой стороны. Вам ведь известно, что до войны наш торговый флот был одним из самых больших в мире. Правда, изрядную часть его потопили немцы, но и сейчас мы далеко не из последних. А теперь американцы выдумали на нашу голову план Маршалла. Они подарили — понимаете, подарили! — нам всякий хлам, который им не удается продать, разрешили нам за это как следует заплатить и возят его нам на собственных судах. Мы за это дорого расплачиваемся долларами, а сами ходим порожняком. И норвежские моряки остались безработными. Вот это и есть американская помощь!

Гринвичский меридиан мы пересекли еще три дня назад. Таким образом, теперь мы уже находимся не только в северной, но и в восточной части земного шара. Температура воздуха с тридцати четырех в тени, как это было в Веракрусе, сейчас упала до десяти, а ночью была еще ниже. Отоспались под одной только простыней, отходили в рубахах с короткими рукавами! С удовольствием бы надел теплую, если бы она была. На палубе воротник пальто приходится поднимать повыше.

Утром солнце зябко выглянуло из-за туч, а сейчас море облепило тяжелым слоем тумана. В три часа мы были вынуждены застопорить машины: в ста шагах ничего не было видно. Ощущение такое, что из этой каши вот-вот вынырнет встречное судно, слышится даже тупой удар железа о железо, но тут же следом все тает в противном белом месиве.

Пароходная сирена ревет в тумане. Час назад она посылала предупреждения через каждые две минуты, но теперь, когда каша тумана загустела настолько, что с капитанского мостика не видно даже носа судна, она взвывает через каждые десять-двенадцать секунд. Юнги в резиновых капюшонах по двое стоят на носу и корме с боцманскими дудками во рту.