Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Сегодня вечером, вернувшись домой, я подсчитаю количество знаков и припишу. Брошюру нам придется, конечно, сопровождать примечанием. Что, мол, мы не со всем согласны – но тут выражены суждения, достойные особо внимательного обсуждения и т. д.

Теперь – о самом главном. Помните ли нашу листовку – «К слухам об интервенции»? В ней имеются очень конкретные рецепты на определенный случай. Я думаю, что этот определенный случай надвигается в темпах катастрофических. Мы здесь примем свои меры в деле наблюдения за снабжением – Вам же, по-видимому, предстоит более прямая деятельность. Давайте условимся так:

Предположим, за шифр принимается какая-нибудь статья (наприм[ер] «З. С.»[ «Зарубежная смена» – статья Н. В. Устрялова]) – первая ее страница. Каждые четыре цифры соответствуют обозначению порядка строки и буквы в строке. О том, что именно предлагаю принять за шифр, напишу отдельно, в другом письме.

Мы выпускаем № 5 (открытый) «Завтра», в котором открыто заявим, что в случае возникновения внешних затруднений мы объявляем со своей стороны политическое перемирие с нынешним правительством и призываем оборончески настроенную часть эмиграции поступить так же. Скандал будет, конечно, грандиозный.

Когда будете расшифровывать, разбейте все цифры по группам в четыре. Эти письма буду посылать через Сибирь, ибо там от них секретов не будет. Боюсь только – не подведу ли Вас среди местных? Ну, да все будет замаскировано.

У нас ничего нового нет. Евразийцы собирают в Праге в июле всех уцелевших – их оказывается 11. Жидко. Мы снова возобновляем свое предложение об объединении для создания единого пореволюционного движения. Вероятно, снова уклонятся – уж очень Савицкий боится потерять свои партгенеральские погоны. Скучно это.

Мы сейчас очень разворачиваемся. Один любопытный симптом: много молодежи из рядов млекососов переходит к нам. Федотов вошел в старостат пореволюционного клуба, как представитель «Нового града».

Одно плохо – нет копеек. Очень много уходит еще на поддержку своих безработных. Настроение, однако, прекрасное: никогда не дадим «бытию определить сознание».

Крепко жму Вашу руку.

Юрий Ширинский»

[377].

Письмо Н. В. Устрялова Ю. А. Ширинскому-Шихматову

«Харбин, 20 июля 1934 года.

Многоуважаемый Юрий Алексеевич!

Получил Ваше письмо от 1 июля. Оно меня очень порадовало. От души поздравляю Вас с мужественным и подлинно патриотическим решением. Желаю всяческого успеха на этом пути.

К сожалению, предложенный Вами способ наших бесед, по обстоятельствам места, – совершенно исключается. Мне кажется, Вам следовало бы довести Вашу установку до логического завершения и, когда это признаете полезным, обратиться к непосредственным, эффективным, быстро действующим связям. Если хотите, я могу облегчить Вам эту операцию, подготовив надлежащий ее успех. Напишите, что думаете об этом.

Скоро рассчитываю выслать Вам выходящую на днях в Шанхае новую мою книжку «Наше время». Туда войдут все известные Вам статьи. Таким образом, отпадает вопрос о печатании их в Париже.

Относительно общей ситуации, должен сказать, что Ваш пессимизм представляется мне несколько чрезмерным. Конечно, положение достаточно напряженно, но еще нельзя утверждать, что катастрофа предрешена для ближайшего будущего. Хотелось бы надеяться, что она будет если не избегнута, то отодвинута во времени. А выигрыш времени ныне весьма благотворная вещь.

Но, конечно, разумнее предполагать худшее, почему я еще раз горячо приветствую Ваши планы и, со своей стороны, готов посильно содействовать их реализации.

Крепко жму руку.

Ваш Н. Устрялов»[378].

Письмо Н. А. Перфильева

«25 сентября 1934 г.

Многоуважаемый и дорогой Николай Васильевич!

Простите, что не ответил раньше и не поблагодарил за присланную Вами книжку «Наше время». Все статьи (кроме «Фрагментов» и «Двух вер») я знал раньше. Но собранные вместе и расположенные так, как Вы это сделали, они производят еще более сильное впечатление. Эта книга, конечно, единственная, дающая правильный подход к двум формам строящегося нового мира: большевизму и фашизму. Но больше всех я люблю статью «Пятнадцать»… Мое непростительное запоздание (с ответом) объясняется тем, что я почти три месяца провел на взморье бельгийском и лишь две недели тому назад вернулся в Брюссель. С Прагой наша переписка прекратилась, о чем я весьма сожалею. Ваши соображения по этому поводу, высказанные в последнем письме, безусловно, верны. Мы же продолжаем свою маленькую работу. Издаем еще (в очень ограниченном количестве экземпляров) маленький журнальчик «По России», заполняем его главным образом бытовыми сценками из советской прессы. У Вас теперь, вероятно, если верны сведения о продаже КВЖД, произойдут большие перемены и своеобразие Харбина – этого города синтеза – исчезнет. Он станет провинциальным городом одной из японских колоний.