Между двух миров

Мать лелеяла мечту, что они вчетвером плюс гувернантка — мисс Сэттон — будут смотреть Европу всей семьей. Теперь выяснилось, что мальчики отнюдь не желают торчать в номере гостиницы, как бы он ни был шикарен, и слушать скрипичные сонаты, как бы блистательно они не исполнялись. Мальчики хотели видеть Париж. Ланни понимал, что под этим разумелось, так как Робби младший смущенно попросил помочь ему удрать от матери — ему очень хочется побывать в «таких местах». Эти молодые люди наслушались от своих сверстников, чьи братья-офицеры побывали в Париже, всяких рассказов о том, что показывают в «таких местах»: танцующих на сцене голых женщин и даже многое похлеще. Приехать из-за океана и не увидеть этого просто обидно!

Для Ланни это была не новость, он уже не раз имел дело с американцами, приезжавшими в Париж, и не только с молодыми. Его сводные братья крайне изумились, когда он сообщил им, что хотя и провел здесь большую часть своей жизни, но никогда не бывал в «таких местах»: они устроены, главным образом, для туристов, а сами французы туда не ходят. Ланни поговорил с братьями начистоту и узнал, что отец предупредил их, как некогда предупредил и его, относительно венерических заболеваний и жадности проституток, но не пытался внушить им каких-либо идеальных взглядов на любовь. Да теперь было бы и поздновато, у братьев в их родном городе уже бывали интрижки с фабричными работницами, Ланни сказал им, что голые женщины — это вовсе не так интересно: уж лучше посмотреть полотна Рубенса в Лувре — и дешевле, и гораздо безопаснее.

Знать обо всем этом Эстер, конечно, не могла, но кое-какие подозрения у нее были, и она не собиралась допускать, чтобы мальчики слонялись без присмотра по улицам самого грешного из городов. Она, однако, понимала, что смешно посылать с ними седовласую гувернантку, поэтому решила ходить сама. Пока Ланни сидит за роялем, можно спокойно оставить Бесс и Ганси без надзора. Но Эстер так решила только потому, что не понимала, сколько возможностей для любви таит в себе современная музыка. Ганси играл «Музыку сфер» Рубинштейна, и Бесс влюблялась в него на один лад; затем он играл «Посвящение» Шумана — и она влюблялась на другой лад. Он играл и сонату Цезаря Франка, которую когда-то играл Барбаре; в связи с этим они заговорили об итальянской мученице-синдикалистке, и тут Бесс влюбилась на самый опасный лад!

Она заявила, что очень желала бы понять эти идеи, но кого она ни спрашивала, никто не мог ей объяснить: или они сами не знают, или не хотят, чтобы она знала. Что на этот счет думает Ганси и что Ланни? Пожалуйста, скажите! — и они, конечно, сказали. Ганси открыл ей свою прекрасную грезу о новом мире, где ни один человек не будет эксплоатировать труд другого и гигантские машины будут изготовлять все в изобилии, так, чтобы на всех хватило; тогда ни один ребенок не останется голодным, ни один старик — бездомным, ни один человек не будет проливать кровь своего ближнего.

Во время этого разговора вошла Эстер, но разговор не прервался. Бесс заявила: — Мне всегда казалось, что очень дурно, когда у одних людей всего много, а у других нет ничего. О мамочка, послушай, что говорит Ганси — как машины будут выделывать все, что нам нужно, и тогда совсем не будет бедных!

Ланни отлично понимал чувства сестры, он прошел через это, когда был еще моложе ее. Искры божественного пламени из души Барбары проникли в его душу; они проникли и в души обоих еврейских юношей и, таким образом, были заброшены из Жуан-ле-Пэн в Роттердам и Берлин; а теперь, видимо, будут импортированы из Парижа в Новую Англию! Какой горючий материал найдется для них на этом мрачном и скалистом побережье? Ланни знал, что пламя социальной справедливости переплавляет сердца тех, кого оно обжигает, наполняя их огнем и жаждой самопожертвования или ожесточением и яростью.

Эстер не в силах была скрыть своих чувств, когда она сказала: — Да, да, дорогая. Но тебе пора одеваться к обеду.

IX

День или два спустя Ганси пришел к Ланни с исповедью. Через несколько дней Бесс уедет, и он, быть может, никогда больше ее не увидит. Как быть? На глаза его невольно навертывались слезы.

Ланни обсудил с ним все подробно. Лично он приветствует этот брак и готов сделать попытку им помочь. Конечно, это навеки поссорит его с мачехой, которая уж наверно лелеет относительно Бесс какие-то необыкновенные планы, — прямо императрица Мария-Терезия Австрийская и ее дочь Мария-Антуанетта.

— А как посмотрит на это ваш отец? — осведомился Ганси.

— Робби, в общем, славный малый, — отозвался Ланни. — Но и он не чужд предрассудков, — с этим фактом нам, Ганси, придется считаться.

— Я понимаю, ведь я еврей!

— Робби расположен к вашему отцу и вас очень уважает. Правда, он не очень-то разбирается в музыке, но если вы добьетесь успеха и славы, это дойдет и до его ушей.

— Я должен добиться успеха, Ланни! Я так долго ждал!

— Правда, вы оба еще очень молоды.