Между двух огней

На вид ей было не больше двадцати. Хотя по документам, которые, к счастью, удалось обнаружить, она была на целых шесть лет старше. В больницу ее доставили без сознания. Дежурный врач «скорой» заявил безапелляционно: ушиб мозга и кровоизлияние – это как минимум. Прогноз неблагоприятный. Истомин вопросительно поднял бровь: диагноз невозможно было поставить лишь на основе первичного внешнего обследования. Дежурный врач развел руками: видел бы ты, во что превратилась ее машина…

Истомин на месте аварии не был и машины не видел. Гематома, и в самом деле, была внушительной, вероятность обнаружения закрытой внутричерепной травмы исключать было нельзя. Но не прошло и нескольких минут, как сознание вернулось. Выраженной асимметрии лица и анизокории не наблюдалось, что уже обнадеживало. Головокружение и тошнота могли быть признаками обыкновенного сотрясения. Степень глубины и длительности потери сознания, коррелирующая со степенью тяжести травмы, также не давала оснований для неблагоприятных прогнозов. Оценка показателей жизненно важных функций более чем обнадеживала, и признаков, указывающих на наличие повреждений внутренних органов, тоже не было. Хотя все тело было покрыто синяками и ссадинами.

Как показало дальнейшее обследование, сотрясением мозга дело и ограничилось. Очаговая неврологическая симптоматика полностью отсутствовала. Что касается ретроградной амнезии – этот симптом был в числе классической триады при диагностике сотрясения, и особого беспокойства у Истомина не вызвал. Потеря памяти при травмах подобного рода – явление часто встречающееся и весьма кратковременное, длящееся от нескольких минут до нескольких часов. Обезболивающие и седативные средства, период спокойного сна, повторный осмотр – и можно уже не волноваться. Два-три дня стационарного наблюдения, после чего – выписка домой с наилучшими пожеланиями и стандартным больничным листом.

Пациентку привезли вечером. Смена Истомина как раз заканчивалась, и он распрощался с ней до утра. Оказавшись вне пределов больницы, и думать забыл об этой Инге Петровой. Случай вполне рядовой, ничем не примечательный…

А утром, зацепив одним глазом кадры из местных новостей по телевизору, застыл перед экраном, как вкопанный. Теперь-то он понял, что означали слова дежурного врача «скорой», побывавшего на месте происшествия и увидевшего все своими глазами. И в очередной раз поймал себя на мысли о существовании высшей силы. Да, девчонка, определенно, была на хорошем счету в небесной канцелярии – по идее, в девяноста девяти случаях из ста в подобной ситуации от нее не осталось бы даже трупа. Машина, за рулем которой она сидела, сгорела дотла. Превратилась в груду черного, обуглившегося, металла. Машина горела почти два часа адовым пламенем. А ее, девчонку, каким-то чудом выбросило в кювет. Каким-то чудом…

Истомин вздохнул и мысленно перекрестился. В бога Игорь Валерьевич Истомин, воспитанный в семье несгибаемых и убежденных атеистов, не верил с самого детства. Но иногда ничего другого не оставалось. Медицина, как это ни парадоксально, в определенный момент жизни и привела его к мысли о боге. К мысли о существовании несуществующего бога. За годы его работы в клинике бог доказывал Истомину факт своего бытия не один десяток раз. Впрочем, хватило бы и одного. С тех пор, как двадцать лет назад в его практике имел место случай совершенно необъяснимого с точки зрения медицины выздоровления пациента, он никогда не забывал мысленно перекреститься перед операцией.

Сейчас Инга Петрова лежала на больничной койке и молча смотрела в потолок. Состояние пациентки было вполне удовлетворительным и почти соответствовало норме. В пределах нормы было артериальное давление, пульс, дыхание и температура тела.

Вне пределов нормы был только один показатель.

И это смущало Истомина. Спустя двенадцать часов после травмы память обычно восстанавливалась полностью, за исключением периода времени, непосредственно предшествующего моменту наступления сотрясения. В некоторых случаях к этому времени память восстанавливалась не полностью, а частично.

Этот случай, как оказалось, был особенным.

– Ничего, – повторила Инга Петрова. – Абсолютно ничего, доктор.

Лицо у пациентки было бледным, глаза – испуганными.

– Не переживайте так. Вторичных повреждений у вас не выявлено, но на всякий случай я назначил вам энцефалографию.

– Абсолютно ничего, – снова повторила она, как будто его не слышала.

– Такое бывает, – сказал он, только ради того, чтобы что-нибудь сказать. Подобные случаи многократно описаны в различных научных исследованиях, в учебниках по теории психологии и патологии памяти. Но за двадцать лет практики Истомина такого еще не случалось никогда.

Лицо девушки исказила гримаса страдания. Хотелось сказать ей что-нибудь… что-нибудь человеческое, обнадеживающее. Но чертова «энцефалография» вертелась на языке, а других, человеческих и обнадеживающих слов, вовсе не находилось.