Читаем Между двух стульев (Редакция 2001 года) полностью

– Допускаю, что не говорил. Но подразумевал. Тютчев сказал: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». А послушать тебя, так получается, что – дано. Стало быть, ты мнишь себя умнее Тютчева.

Петропавел молчал.

– Умнее Тютчева считают себя только дураки. Ты дурак, – поставил диагноз Таинственный Остов.

– Слушай, – довольно миролюбиво предложил Петропавел, несмотря на то, что злость уже била в нем ключом, – давай разберемся по-хорошему. Мне совершенно не улыбается выслушивать все это… тем более от собеседника, которого я даже не вижу.

– Что ты хочешь этим сказать! – возмутился Таинственный Остов. – Бестактно намекать на физические недостатки кому бы то ни было!

– Во-первых, не тебе говорить о такте. – Петропавел позволил-таки себе минимальный протест. – А во-вторых, я ни на что не намекал. Мне это вообще не свойственно.

– Да уж, – почти успокоился Таинственный Остов. – Я заметил, что ты чрезвычайно плоско выражаешь мысли. Стало быть, ты вряд ли достиг совершенства в искусстве… импликации, то есть подразумевания. И не удивительно, что, имплицируя… подразумевая какой-нибудь смысл, ты хорошо отдаешь себе в этом отчет. Простые смыслы

легко имплицировать: например, вместо просьбы «Подайте, пожалуйста соль» можно обойтись замечанием «Суп совсем несоленый» – и вам сразу подадут соль. Но это чепуха. Впрочем, более тонкие вещи тебе недоступны.

– Ну-ну… – поощрил его Петропавел, потому что Таинственный Остов ненадолго умолк. – Продолжай обвинения.

– Я тебя ни в чем не обвиняю, я даже завидую тебе как человеку поверхностному. Блаженны нищие духом – и блаженны, пусть в меньшей степени, нищие ухом, которые и не ведают, в какие дебри может завести язык, которые вовсе не слышат доброй половины смыслов в доброй половине слов! Они просто открывают рты – и говорят, точно так же как открывают те же рты – и едят… А язык – деликатная штука, правда, знают об этом немногие – горстка хороших поэтов. Ты к ним не относишься.

– Пусть это тебя не волнует, – горячо пожелал собеседнику Петропавел.

– Меня это и не волнует, – успокоил его Таинственный Остов. – Меня другое волнует – Язык. На носителей

языка – и на тебя в том числе! – мне начхать. А вот Язык – жалко. Язык – это растение нежнейшее, капризнейшее. Он как садовая роза, которая хранит в себе воспоминания о бесконечном числе метаморфоз, о непрерывных преобразованиях многих и многих поколений дикой розы. И Язык – он тоже кое-что хранит в себе: национальную историю, национальную культуру. Ведь у слов прекрасная память… Они помнят, кто, когда, сколько раз и в каких значениях употреблял их с тех самых пор, как стоит мир. Любое слово обросло уже бессчетным множеством смыслов – и его невозможно употребить так, чтобы реализовался лишь один из них. А потому независимо от того, хочется мне подразумевать или нет, я все равно что-нибудь да подразумеваю… Ты же пытаешься низвести язык до первобытного уровня, отбрасывая все, что он накопил в себе. Ты берешь в руки ножницы и начинаешь постригать лепестки розы под полубокс. Какое счастье, что язык не принадлежит тебе! Впрочем, он не принадлежит никому: его можно портить, но испортить нельзя…

Петропавел сколько возможно выдержал возникшую паузу и окликнул Таинственный Остов – сначала один раз, потом еще. Но невидимый собеседник исчез, унеся с собой тайный смысл своих смутных слов.

– М-да, – обобщил Петропавел. – Воще Бессмертного хоть и нет, но он виден! А этот и не виден даже: поди пойми – есть он или его нет… – И неожиданно заключил: – Хорошо если бы он – 6ыл!

Петропавел уходил от моря. Он опять забыл спросить дорогу к Слономоське и шел наугад. Ни с того ни с сего ноги начали разъезжаться в разные стороны: кажется, под песком был лед. Вскоре песок совсем исчез, и с величайшей осторожностью Петропавел зашагал уже просто по льду. Внимание его привлек какой-то предмет впереди. Петропавел двинулся к нему и издалека еще различил табличку вроде тех, что ставятся на газонах.

На табличке было написано КАТОК СОЗНАНИЯ, а под этой надписью три стрелки указывали разные направления. Против каждой стрелки значилось:

направо – «Получишь то, что захочешь, но не удержишь»;

налево – «Удержишь то, что получишь, но не захочешь»;

прямо – «Захочешь то, что удержишь, но не получишь».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение
Пушкин в русской философской критике
Пушкин в русской философской критике

Пушкин – это не только уникальный феномен русской литературы, но и непокоренная вершина всей мировой культуры. «Лучезарный, всеобъемлющий гений, светозарное преизбыточное творчество, – по характеристике Н. Бердяева, – величайшее явление русской гениальности». В своей юбилейной речи 8 июля 1880 года Достоевский предрекал нам завет: «Пушкин… унес с собой в гроб некую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем». С неиссякаемым чувством благоволения к человеку Пушкин раскрывает нам тайны нашей натуры, предостерегает от падений, вместе с нами слезы льет… И трудно представить себе более родственной, более близкой по духу интерпретации пушкинского наследия, этой вершины «золотого века» русской литературы, чем постижение его мыслителями «золотого века» русской философии (с конца XIX) – от Вл. Соловьева до Петра Струве. Но к тайнам его абсолютного величия мы можем только нескончаемо приближаться…В настоящем, третьем издании книги усовершенствован научный аппарат, внесены поправки, скорректирован указатель имен.

Владимир Васильевич Вейдле , Вячеслав Иванович Иванов , Петр Бернгардович Струве , Сергей Николаевич Булгаков , Федор Августович Степун

Литературоведение