Между крестом и полумесяцем

Хочу искренне поблагодарить своих подруг. Одна из них, которой он тоже понравился, все же решила оставаться верной своему украинскому принцу. Вторую, с которой мы поссорились на следующий день и благодаря которой я наслаждалась вечерами компанией моего арабского «шейха», я тоже хочу поблагодарить.

До дискотеки мы не дошли: девчонки решили на время вернуться в номер, Кристина обещала подойти к нам позже. Мы гуляли вдвоем. Слева было море, справа была пустыня.

— Это начинается Сахара?

— Да, — хитро улыбнулся он.

— Может, пойдем в пески? — спросила я.

Он мне говорил, какая я красивая, рассказал про свою семью, рассказал про то, как его занесло сюда и еще много всего. Когда мы заметили, что зашли уже достаточно далеко, мы развернулись обратно и пошли к бару, где договорились встретиться с Кристиной. Когда она пришла, мы сидели и смотрели друг на друга за столиком. Его словарный запас, так же, как и мой, давно закончился, да и слова иногда бывают лишними.

— Ну что, когда свадьба? — спросила она, заказав пиво.

Русского мужчину таким вопросом элементарно выбить из колеи, сами знаете, но не араба. Он даже не смутился и бровью не повел:

— Как только она захочет.

Ну и я в своем духе:

— Тогда завтра.

Подруга полушутливо спросила:

— Сколько верблюдов за нее дашь?

— А сколько ты хочешь?

— Я думаю, двенадцать достаточно.

— Почему так мало?

— Стирать не умеет, готовить не умеет, убирать не умеет…

Да, нрав у моей подруги — чистого скорпиона. Однако мой ухажер не смутился.

— Я ее научу!

Я уже ничего не понимала. Это шутка или не шутка, и что вообще происходит? Спросила:

— Скажи, а мне обязательно носить черный платок на голове и длинные черные одеяния?

— Если захочешь, будешь носить.

— Ок. А ты мне будешь разрешать ходить в бары?

— Нет, но ты сможешь приходить ко мне на пляж раз в неделю.

Вы читаете, и вам, наверно, так смешно, но если бы видели его серьезное выражение лица, с которым он это говорил!

Пять последующих ночей я жила у него.

Питался он ужасно, но, по-моему, это никак не отражалось на его фигуре. Когда мы возвращались в его апартаменты, он покупал дорогой швейцарский шоколад в магазине возле дома, соки, которых как в Египте, так и в Турции очень мало и они очень дорогие.

Я видела, как он хочет сделать мне приятное. Временами он казался безобидным мальчиком, стеснительным и с трудом подбирающим слова.

Но в минуты страсти он был просто неотразим. Он был именно таким, какого я всегда хотела. Взгляд становился абсолютно другим, уже не милого мальчика бармена, а Отелло. Зрачки становились огромными и свинцовыми, тонкие ровные ноздри раздувались. В первую ночь я даже, честно, перепугалась. Он не был ласковым: он требовал и брал, а потом выдыхался и обнимал меня, прижимая к себе.

Я очень боялась этого момента, но… бесконечная нежность вместо равнодушия и отчуждения, как это часто бывает. И медленно, но уже по-другому, снова нарастает желание, пока не захватывает, как тайфун…

В комнате висела зеленая люминесцентная лампа (вот арабы додумались!), создававшая приглушенный свет и специфическую ауру. Мне казалось, что видны только контуры лиц и тел. И все это было восхитительным.

Каждый следующий день, идя к девчонкам на пляж, я думала, что он выпил из меня все соки. Но увидев его восхищенные добрые глаза, услышав «Джулия…», я таяла. Просто таяла. Это было как в другой реальности. Но все когда-нибудь заканчивается…

Поразительно запомнилось окно в его комнате, которое я разглядела только в последнюю ночь, точнее, в последний день, или, точнее, за пять минут до отъезда в аэропорт. Мы так и не успели на этот автобус. А окно останется навсегда у меня в памяти. Словно какой-то ритуал, который он, возможно, не первый, а возможно, и не последний раз совершает. Я клянусь, я не знала, что над кроватью есть окно. Я его никогда не видела, даже когда было утро. Он открыл его сильно, рывком, и мы сидели вдвоем возле окна и смотрели — возможно, на звезды, возможно, на стройку под окнами, возможно, куда-то в далекое будущее или в никуда…

Много тысяч лет назад люди решили построить самую высокую в мире башню в Вавилоне, чтобы быть ближе к Всевышнему. Тогда все люди разговаривали на одном языке, понимали друг друга, и работа у них шла гладко. Настолько, что им показалось, что теперь они и Бога победят. Господь рассердился на людей, смешал языки, чтобы строители перестали понимать друг друга, и они перестали строить башню. Они разошлись по разным уголкам света. Может, мы когда-то строили эту башню вместе? На протяжении многих веков иногда людям тяжело найти свою вторую половинку, когда их разделяют расстояние, моральные рамки, религии, языки.

«Вот и все» — думала я.

— Я буду звонить тебе, скучать, — ответил он моим мыслям.

* * *

Он действительно звонил и присылал сообщения.

Но все это было уже не то.