Между небом и землей (СИ)

Надежда, что когда мы выберемся отсюда, сможем остаться хотя бы друзьями, не угасала в моем измученном тревогами сердце.

— Ведите себя тише, — произнес Драко, не отрывая глаз от книжки. — Через несколько минут меня кто-нибудь сменит, не стоит подвергать вашу единственную надежду на спасение опасности.

Малфой снова начал дерзить, но не стоило обращать на это внимание, он был прав, хотя мог сказать это совершенно в ином тоне. Да… Наши жизни были в его руках…

*

Александр Рахманинов был практически точной копией Люциуса Малфоя, за исключением того, что Люциус все же не смог бы решиться отдать своего единственного сына в лапы смерти в угоду хозяину. Даже внешние сходства были поразительными: белые длинные волосы, хотя у Малфоев по сравнению они выглядели намного темнее, манера поведения и стиль одежды. Александр был немного ниже, но с такой же ровной осанкой и аристократическими чертами лица. Узкий подбородок, острый нос, мимика… Разниц между этими двумя мужчинами, конечно, можно было найти много, но, в целом, они были похожи как братья… Анна была очень похожа на своего отца: зеленые глаза с одинаковым разрезом, белые как снег волосы, отливающие неестественным серебром, будто шерсть единорога, и удивительная, неприсущая бледным аристократам смуглая кожа. Но отец и дочь разительно отличались внутренним устройством. Александр — черствый и бездушный человек, на самом деле трясущейся при одном лишь упоминании имени Волдеморта, и Анна, с виду хрупкое нежное создание с душой чистой и светлой, как летнее небо, а её сердце всегда готово на глупую доблесть…

Страх, похоже, вообще редко прокрадывался в её сознание, с легкостью морского бриза она могла смотреть в глаза смерти и самому страшному врагу, могла закрывать собой друзей и вести их к победе. Северус размышлял о тех качествах, что раньше его отталкивали, гриффиндорских отличиях юной девушки, которые, несомненно, в этот момент не являлись чем-то противным. Рэйвенковский склад ума, слизеринская хитрость, и простодушие, доброта Хаффлпаффа сочетались в ней идеально. Она могла принадлежать каждому их этих факультетов, так же, как принадлежала четырем магическим стихиям, уживающимся в ней. Только жесткий контроль мог сдержать эти силы, и Северус не понимал, как Анне это удается. Огромная воля, самообладание — это дано не каждому, а может быть, даже никому, кроме неё…

План, составленный Анной, был идеален до следующей фазы — самой опасной и непредсказуемой, до попытки выбраться из этого кишащего Пожирателями и Темной магией поместья. Да, это был огромный риск, но иной возможности выжить у них не было, выбор отсутствовал — либо эта опасная попытка, либо уже неминуемая гибель. Почему-то Северусу внезапно захотелось выжить, хотелось ощутить дыхание девушки на своём лице, почувствовать её любовь, к которой он всё ещё не был готов, и отпустить её, отдать другому он уже не мог. Слишком ценны для него были её чувства, о которых он и не подозревал раньше, не смел мечтать…

Нет, главное, чтобы Анна осталась жива и невредима, наверное, он принял бы даже её дружбу, несмотря на прошлый горький опыт. Но страх того, что всё, что произошло на кладбище — было лишь секундным порывом, одолевал его искалеченное сердце…

*

Присутствие отца в подземелье угнетало меня, в сердце открывались старые раны, и воспоминания прошлого начинали преследовать, душить. Хотелось плакать, но я яростно боролась с этим ненужным желанием. Нельзя показывать слабость по отношению к этому Каину, жестоко поступающему со своей единственной дочерью. Почему-то Люциус Малфой в этот момент вырос у меня в глазах, каким бы подлецом он не был, он знал цену семье.

— Где мама? — спросила я внезапно, ведь матери я так и не видела в поместье.

Александр посмотрел в мои глаза и ответил так, будто нас не разделяли железные прутья и толща защитных чар моей клетки.

— Она во Франции у матери и отца, — невозмутимо произнес он.

Отличное семейство, но ничего, вы оказались легко заменимыми в моей жизни. На ваше место встали Гарри, Рон, Гермиона, Джинни и… Сириус… Внезапно в душе образовалась пустошь. Почему я так долго не вспоминала о нем? Чувство вины мгновенно произрастало изнутри. Имею ли я права теперь смотреть ему в глаза? Ответ был очевиден. Он больше не примет такую как я, когда узнает истинные мотивы побега из коттеджа-ракушки. Что это? В душе зарождался огонек, панический огонёк потери. Близкий, родной, но уже не принадлежащий мне мужчина встал препятствием любви к пленнику из дальней камеры. Пора остановиться в этой гонке за двумя зайцами, и выбрать одного…

И пускай Северус никогда не примет моих чувств, уж лучше я буду одна, чем причиню боль себе и Сириусу. Это, несомненно, самое страшное предательство, которое я когда-либо могла совершить: предательство любви, измена не физическая, а моральная…