Когда я встретился со Скинхедом Робом, он спросил: «Как дела, чувак? Всё еще принимаешь кучу лекарств?» Я ответил, что у меня их всего три или четыре вида, а он сказал: «Бро, не хочу тебя пугать, но ты уже не тот, что прежде».
Он был прав: я знал, что Скинхед Роб не станет меня обманывать.
Потом я как-то услышал, как дядя разговаривает с папой. Дядя сказал: «Ты заметил, что Трэвис какой-то медленный?» Я стал прислушиваться к тому, что обо мне говорят, и решил, что всё это мне нужно преодолеть. Я ни с кем не спорил – просто перестал принимать все препараты, на которых, как мне сказали, я буду сидеть всю жизнь. Мне нужно было доказать, что все не правы.
Как-то раз я пошел к Курту, и он спросил: «Ладно, что ты сейчас принимаешь?» – «Ничего».
«Правда?»
«Да, чувак, ничего не принимаю».
«А как ты себя чувствуешь?» –
«Я в порядке, – ответил я. – Время от времени курю травку, а так я в норме».
Мы виделись с Куртом еще пару раз. Он сказал мне, что я поправился, и не мог поверить, что я больше не принимаю лекарств: «У меня есть пациенты, которые пережили по-настоящему ужасные, травматичные несчастные случаи, и они сидят на медикаментах пожизненно. Так что не поддавайся гордости: если они тебе нужны, принимай. Будет лучше, если ты отнесешься к этому разумно».
Лекарства мне больше так и не понадобились. Я гордо смыл их все в унитаз. Я перестал принимать болеутоляющие, как только выписался из больницы, а теперь бросил и средства от биполярного расстройства. После стольких таблеток – мне давали девятнадцать-двадцать рецептов за раз – мысль о том, чтобы принимать их ради кайфа, как раньше, казалась мне безумием. Так я покончил с таблетками.
Больше всего у Трэвиса нас беспокоили сильные ожоги ног, требующие пересадки кожи. Со временем, уже после выздоровления, они могут привести к функциональным проблемам. Если появятся контрактуры – то есть если кожа стянется, – это может повлиять на способность ходить. А это может дорого ему обойтись – ведь ноги нужны ему и для игры на ударных. С этой проблемой мы столкнулись в операционной: нам нужно было удалить поврежденные ткани, чтобы кожа восстановилась, но не слишком много, потому что чем больше кожи остается, тем ниже риск получить тяжелые контрактуры. Наконец мы сделали ему пересадку кожи, и операция прошла хорошо.
К тому времени, как Трэвиса выписали, его психологическое состояние улучшилось, но по-прежнему было неустойчивым. После выписки я довольно часто с ним разговаривал – беспокоился о его психологическом состоянии. Если бы оно меня сильно тревожило, я бы его, конечно, не выписал, но у меня было интуитивное ощущение, что худшее еще впереди.
Через две недели Трэвис позвонил мне, и дела у него шли неважно. Он уже меньше злился, но стал очень хрупок. Он был настолько подавлен, что я разбудил среди ночи его психотерапевта и сказал: «Позвоните ему прямо сейчас, потому что я не хочу, чтобы он что-то с собой сделал». Трэвису становилось лучше, но эмоционально он всё еще не восстановился. Ему пришлось пережить ужасную катастрофу и смерть своих друзей.
Трэвис принимал довольно много лекарств – у меня был план, согласно которому мне нужно было постепенно отучить его от таблеток за несколько месяцев. План не пригодился, потому что когда он решил их бросить, то просто разом отказался от всего, и всё. У него была бессонница: она представляла проблему и в больнице, а дома только усугубилась. Больше всего я боялся, что произойдет что-то плохое из-за его привыкания к лекарствам. Знаменитости считают, что у них всегда есть деньги и они могут купить всё, что захотят, и, к сожалению, в данной ситуации нам не удавалось полностью заглушить боль. Прошла пара месяцев после того, как он выписался из больницы, и я был в отчаянии. Я всё время думал о том, как ему помочь.
А потом всё прекратилось. Он взял себя в руки и стал заниматься, записался на беговую программу, пересмотрел питание и изменил свою жизнь. Нынешний Трэвис Баркер очень отличается от джентльмена, с которым я познакомился, когда он к нам поступил. Он отличный парень.