Между Призраком и Зверем

- Миланта, не плачь, - папа вновь склонился вперед, погладил меня по голове, - сердце разрывается смотреть на тебя в таком состоянии. Я лишь сказал, что видел. Я узнал милорда, как и остальные. Если он - самозванец, то сходство передано идеально, не считая отдельных деталей.

- Каких деталей? - сердце забилось быстрее, - расскажи, каким ты увидел его?

- Я помню его в должности главного дознавателя империи и видел в последний раз несколько лет назад. Голос и манеры - все сходится. А внешность почти такая же: черные волосы, они стали длиннее, высокий лоб, прямой нос, темные глаза. Выражение лица немного иное. У меня милорд дор Харон всегда ассоциировался с этаким насмешником, знаешь, с ехидной улыбкой. А сегодня он выглядел иначе - губы плотно сжаты, лицо суровое, даже жесткое, а над виском белоснежная прядь, очень заметная в черных волосах.

- Что? - у меня едва не остановилось сердце.

- Я сказал, он выглядел суровым...

- Нет! Нет, нет. Прядь?

- Белоснежная.

- Как снег? Белая, белая?

- Миланта, ты сама сейчас белее снега.

- Вернон, - я шептала, и слова самой казались бредом, - Вернон умирал там, в часовне. Он улыбнулся мне на прощание, - слезы мешали говорить, но остановить поток фраз, идущих из глубины сердца, было выше моих сил, - его волосы потемнели, только снежная прядь осталась над виском. Он погиб, а затем я убила Кериаса. И в спальне императора я спросила: «Вы хотите сделать меня отражением?», - а старый маг засмеялся, он ответил, что отсеченная сущность должна быть заменена в момент гибели, иначе становится слишком поздно. Как прижечь рану каленым железом, сразу же, на живую, иначе не зарастет. Он сказал, что императору не жить, ведь в момент смерти отражения, под рукой не оказалось другой жертвы. А Кериас и Вернон..., он, они живы! Две половины и один мужчина, как прежде.

Я рыдала во весь голос, а бедный отец гладил меня по голове, позволяя выплакаться, и даже не пытался успокоить.

Когда и сил почти не осталось, я заметила, что карета давно остановилась. Возница переминался с ноги на ногу с той стороны, но не заглядывал внутрь, наверное, испытывая неловкость и растерянность, в какую мужчин обычно повергает женская истерика. Когда я замолчала, он решился постучать и чуть приоткрыть дверцу.

- Приехали. Я хозяину сообщил, чтобы вам помогли, если идти пока не можете.

- Мне нужно во дворец! Мне нужно его увидеть и понять, что это не обман. И рассказать все, объяснить про грани, про ту ночь в часовне!

Я металась по комнате, которую хозяин не успел сдать после нашего утреннего отъезда. Здесь по-прежнему стоял чемодан для мадам Амели, который еще не выслали по указанному адресу.

Без лишних слов нам вернули прежние ключи, поскольку возница уже ввел хозяина в суть дела, рассказав, почему мы не покинули город и в красках расписав произошедшее у ворот.

Придя в себя, я тут же преисполнилась лихорадочной активности и теперь бегала из угла в угол мимо вздыхавшего отца.

- Дочь, присядь на секунду и объясни, о чем рассуждала в карете? Мне не до конца понятны твои заключения.

- Ох, это непросто. Ведь я читала о зеркальном ритуале, видела многое в гранях, а ещё слышала рассуждения Мясника. Но только боюсь, папа, вдруг это не Кериас? А если маги отыскали какого-то двойника или изменили внешность с помощью чар? Понимаешь, с одной стороны, объяснилось, почему Кериас в облике барса так хорошо выглядел, а с другой, решиться заплатить подобную цену человеческими жизнями - это безумие!

Отец снова вздохнул, больше не пытаясь призвать меня говорить мало-мальски логично, а не выплескивать сумбурные рассуждения на его седую голову.

Я решила изложить все по порядку, но в этот момент споткнулась о чемодан для мадам Амели и чуть не упала.

- Миланта, - встрепенулся отец.

- Нет, нет, все в хорошо, - я устояла на ногах и принялась тщательно рассматривать тисненую кожу с металлическими заклепками.

- Мне нужно во дворец, - медленно проговорила вслух, - но смогу ли попасть туда? А вдруг кто-то узнает, кто-то из охраны или иной наблюдатель, случайно заметивший меня в ночь, когда погиб император? А если меня обвинят в его смерти и заключат под стражу?

Подобные мысли преследовали неотступно все две недели после гибели Ириадена, а сейчас обеспокоили снова, как только я решила вернуться во дворец.

- Но ведь есть волшебница, есть мадам Амели. Она поможет, разве нет? Конечно, поможет, только нужно придумать, как ей все объяснить, не посвящая в подробности.

Тут папа вдруг поднялся и, опираясь на трость, медленно направился к двери. Я следила за его перемещением, все еще погруженная в собственные мысли. Оказывается, настолько сосредоточилась, что пропустила стук в дверь.

Помощник хозяина гостиницы, шустрый мальчишка-разносчик, передал папе пузатую бутылку с янтарной жидкостью и, получив в награду мелкую монетку, умчался прочь.

Вернувшись в комнату, отец прошел в угол, где стоял наш обеденный столик, придвинул к себе пустой стакан и наполнил его на одну треть, после чего протянул мне.

- Держи, дочь, придешь в себя, а потом и поговорим нормально.