Между Призраком и Зверем

Я тяжело приходила в себя, медленно возвращалась в сознание, составляя его обратно из разрозненных частей, чтобы в итоге увидеть широкую спину одевающегося императора. Он почти в точности повторил для меня ту ночь, когда впервые осмелилась угрожать, что выпью его жизнь, а затем отстранился. Оставил задыхаться на кровати, накинул на плечи халат и ушел не оборачиваясь.

Я плакала. Сидела, обхватив руками голые колени и уткнувшись в них лбом. Дверь, скрипнув, отворилась, и я вздрогнула, быстро вскинула голову и увидела на пороге императорской спальни черноволосую кошку. Она прижимала к груди пузатый графин из темного стекла и настороженно смотрела на меня. Лицо ее вновь казалось старше, испещренное тревожными морщинками.

— Он велел, — начала она, — чай принести, успокоительный. Выпьешь?

Хотела покачать головой и попросить оставить меня в покое, но надолго бы все равно не оставили. Я лекарство, а оно императору необходимо. Откажет себе в нескольких приемах, зато потом скрутит сильнее, еще болезненней, и придется вернуться к проверенному средству вновь.

Брюнетка приблизилась к кровати и протянула графин. Я взяла, машинально поднесла ко рту, отпила и закашлялась, сразу же вспомнив отца и его средство против душевных расстройств, рекомендованное хозяином гостиницы. В ответ на мой изумленный взгляд магиня пожала плечами:

— Самый крепкий «чай» из императорских погребов.

Она, словно в смятении, поспешно отвернулась и присела на край постели, устроившись вполоборота. Голос звучал непривычно тихо и неуверенно:

— Я подумала, ничто другое не поможет. Ведь он…

Брюнетка прервалась, а я в изумлении заметила, как печально поникли ее плечи.

— Ведь он взял тебя силой, — на тяжелом выдохе закончила она и прикрыла глаза ладонью.

Я даже растерялась, но не от ее выводов, а оттого, что Эвелин как будто переживала за меня. Быть такого не может!

— Не брал, — ответила, наблюдая, как недоуменно хмурится красивое лицо, — он продемонстрировал, какого отношения достойна. Целью было наказать или, его словами, заслужить прощение.

Мне казалось, я произнесла это спокойно, а вовсе не истерично. Брюнетка же резко развернулась, схватила меня за руки и развела их в стороны. Игнорируя мою наготу, внимательно оглядела отметины жадных, требовательных, умелых губ на бледной коже и как-то облегченно выдохнула:

— Слава высшим силам! Я решила, если сын опустился до насилия…

Эвелин снова замолчала. Значит, переживания были не обо мне, а, скорее, о моральном облике повелителя.

— Не все ли вам равно? Вы собирались меня убить, так какая разница, что он со мной сделает? Я заслужила любое наказание и сама во всем виновата, ведь так?

— Есть разница! — Эви ухватилась за графин, который я не пожелала выпускать, и вытянула из моих рук силой. Отхлебнула из горлышка, перевела дыхание и закончила: — Я тоже женщина, и так нельзя поступать. Нельзя никогда! Потому что он мужчина и он сильнее, а еще ты, по сути, ребенок.

— Отдайте. — Я снова потянулась к графину, тоже припала к горлышку и замолчала на несколько минут.

— Доведете вы меня, — с грустью произнесла Эвелин. — Рада, что он не перешел черту. Но Крис сделал тебе больно?

— Не тут больно, — я помахала перед собой открытой ладонью, обозначая собственно тело, которому не было плохо нисколечко, — а тут, — прижала кулак к сердцу.

— Тут мне давно больно.

Кошка протянула покрывало, и я закуталась по самую шею, укрыв уже немного озябшее тело.

Странно, что решилась на откровенность с ней, наверное, это «успокоительный чай» развязал язык. Из-за него и предметы в комнате потеряли свою четкость.