Между Призраком и Зверем

Темные брови изогнулись, а уголки губ приподнялись в усмешке. Он не стал повторять слово, которое я умудрилась подобрать для описания более чем странного сновидения, а как-то понимающе качнул головой. Настолько понимающе, что испытанные во время пробуждения подозрения всколыхнулись вновь.

— Вы знаете, что мне снилось?

— Могу догадаться.

— Как это — можете? — Я подалась вперед, прижав к гладкой поверхности белого стола ладони и пристально, требовательно посмотрела на дознавателя.

Его взгляд невозмутимо прогулялся по моему лицу, спустился ниже, задержался в области декольте, и я тут же сменила позу, осознав, как выгодно подчеркнула все и без того подчеркнутые платьем мадам округлости.

— Я тоже отдыхал, — пояснил дознаватель, видимо, полагая, что этого достаточно.

Пожав плечами, я собралась слушать дальше и вновь поймала его усмешку, а Зверь продолжил:

— Чем плохи магические накопители? Тем, что могут транслировать магию, даже когда не управляешь ими. Чаще всего — когда носитель открыт, не ставит барьеры и испытывает сильные эмоции.

— Сильные для чего? — Я нахмурила брови, пристально разглядывая широкий золотой браслет.

Сейчас Зверь тоже был без куртки, и я не решалась отвести взгляд от его руки, чтобы ненароком не сконцентрироваться на том, чем восхищались девочки мадам Амели. Обсуждаемая тема сама по себе оказалась щекотливой.

— Для трансляции. Иногда браслет передает интенсивные желания тому, кто находится рядом и точно так же открыт, чтобы эту передачу принять.

Умно, сложно и не до конца понятно человеку, не знакомому с принципом работы накопителей, но общий смысл я уяснила, а осознав до конца, смутилась.

— Вы… — покраснела и замешкалась с вопросом.

— Хочу тебя?

Покраснела сильнее.

— Бесспорно.

Я схватилась за край стола и пожалела, что на нем не стоял хотя бы стакан с водой. С очень холодной ключевой водой.

— Желания преходящи, куколка, — сам Кериас нисколько не смутился, говорил ровным тоном, но чуточку насмешливо, — от них накаляется воздух и трескается кожа на пересохших губах, но глоток отрезвляющей воды — и вот…

— Что вот? — Взгляд совсем отяжелел и теперь уже сам не поднимался выше золотого обруча, охватывавшего мужское запястье.

— Они испарились, как облачко пара. Сегодня есть, завтра нет. Навязчивы только идеи. Например, идея поймать того, кто неуловим.

— Послушайте, — я тряхнула головой, но мысли прояснялись очень неохотно, — зовите лучше Мышкой, вам же не нравятся куколки.

— Разве, — смех в его голосе прозвучал отчетливо, — мужчина способен возражать против излишней красоты?

— Не знаю. — Теперь я отважилась посмотреть ему в глаза, поймала их насмешливое выражение и перестала смущаться.

Почему решила, что не нравятся? Вероятно, по тому, как неуловимо кривились его губы, словно в презрительной издевке, произнося это прозвище чуть не по слогам. Единственный признак, который и признаком считать не стоит.

— Лучше Мышкой, — вздохнула снова.

— Что же ты не спрашиваешь, Мышка? — весело поинтересовался он, не отпуская моего взгляда.

— О чем?

— Почему не нравятся.

— Я подумала, вы знали кого-то… — сказала и замолчала, почувствовав, что попала в точку.

— Я имею информацию обо всех, — отрезал Кериас и продолжил уже более ровно: — Работа, Мышка; фавориток императора приходится проверять… И знал одну, — закончил неожиданно.

Он умел так: построит конец фразы, и, кажется, все ясно, но вдруг точка в последнем предложении вызывает еще больше желания получить ответ на тот же самый вопрос.

— Одну? — уточнила, но не стала спрашивать, был ли он чересчур лично с ней знаком, с той одной.

— Да. Была только одна, — он опять усмехнулся, — с чистым глубоким взглядом. Была и нет.

— Что? — Такой концовки я вновь не ожидала. Просто не подходили его фразы выражению, с которым произносились. Ни горечи, ни даже сожаления.

Вдруг вспомнились разом его резкие слова и странное поведение, заявления и поступки, повергающие в шок окружающих, стремительные жесты, короткие отрывистые фразы и то, что въелось в кровь не хуже собственных привычек, будь то манера поведения или разговора. Насколько все это настоящее? Может, подделка? Заслон против чего-то? Чего-то равнодушного, черствого, такого, что говорит со спокойствием в голосе: «Была и нет». Или у меня просто разыгралось воображение? У библиотекарей ведь богатое воображение.

— Наш завтрак, Мышка, — повторил Кериас то, что я не расслышала в первый раз. — Пойдешь открывать на правах хозяйки?

— Вы их нарочно транслировали? — Почему бы не воспользоваться его манерой общения? Ему-то удается сбивать меня с толку неожиданной сменой темы, а я вот выбрала вернуться к предыдущей.

— Нет. — Он совсем не растерялся. — Думал о тебе, представлял.

И так он это «представлял» произнес, чуть растягивая гласные, глядя прямо в глаза, что меня как молнией пронзило.

— Это даже не сон был?

— Свободная передача эмоций, Мышка. Я расслабился, что с того?

Что с того? Да то, что мне… да то, что я…

— Так откроешь? Там сейчас вынесут входную дверь.