Между прошлым и будущим

В свои двенадцать лет я достаточно много понимала и отчетливо видела, что отцу я гораздо ближе, и он очень хотел, что бы именно я, а не Анна, была его законной дочерью. С Анной он играл не меньше, чем со мной, уделяя ей столько же своего внимания и заботы. Но я замечала, что в его глазах не было тех искорок, которые сыпались на меня во время нашей возни, не было той нежности во взгляде, которая доставалась мне и даже морщинки вокруг глаз, когда он улыбался, были другими. Осознавая это, я больше не хотела, что бы от Анны избавились, более того, вынуждена была признать, что для девочки ее положения, она была совсем не капризной и не вредной. Не знаю, любила ли я ее, но абсолютно точно испытывала теплые чувства по отношению к ней. Может быть, у нас с сестрой сложилась бы по-настоящему родственная связь, но этому не суждено было случиться. Тому причиной стала ее, Анны, тетушка – гувернантка, которая приходилась старшей сестрой графини. Она появилась в нашем доме вскоре после рождения маленькой наследницы.

Женщина с красивым именем Милада, вовсе не обладала такой душой. Внешне она была достаточно красива, и ее младшая сестра значительно проигрывала ей во внешности, но… мать Анны была хотя бы искренна. Ни к отцу, ни ко мне она не пыталась изображать любовь – мы ей были безразличны, но все же к отцу она относилась с глубоким уважением и подчением, ну а меня просто предоставила самой себе и не обижала.

Она улыбалась, когда была в хорошем настроении, и порой ее можно было назвать милой женщиной. Я даже строила догадки о том, что если бы они с отцом любили друг друга, и их брак был бы настоящим, а не «выгодным обоим союзом», возможно, она полюбила бы меня.

Милада обладала красотой снежной королевы, а характером жадной склочницы и стервы. Утром ее боялись даже мыши, уже ближе к обеду были гарантии, что тебя не обратят в камень взглядом, ну а к вечеру она могла даже улыбнуться. Порой она ставила нас с Анной рядом, и переводя змеиный взгляд с одной на другую, говорила:

– Берегись, Анна, хоть ты и похожа на своего отца – белокурая и голубоглазая, но эта черноокая испанка может обставить тебя!

Что касается ее зависти и жадности, то тут ей не было равных. Когда мачеха шила себе очередной наряд, совершенно искренне предлагая и Миладе новый туалет, начиналось нечто интересное. При всей своей жадности, Милада была необычайно горда, а так как в силу статуса старой девы (ей было около сорока лет), она находилась на иждивении младшей сестры, то самостоятельно, на собственные средства не могла позволить себе ни дорогие наряды, ни тем более драгоценные украшения. Она надменно задирала подбородок и гордо отказывалась, но позднее умудрялась предстать перед сестрой и отцом в таком умопомрачительном платье, что те диву давались. Таким образом, она за раз тратила ту сумму, которая ей полагалась в месяц из скромного содержания, назначенного ее отцом – князем.

Моя няня рассказывала, что в свое время Милада отвергла ухаживания и наотрез отказалась выйти замуж за человека, выбранного князем, и тем самым лишилась всех материальных благ. Разгневанный отец все приданное отдал Анастасии, а Миладу определил быть гувернанткой при ее будущих детях и назначил очень скромное для его состояния содержание.

Говорили так же, что Миладин несостоявшийся муж был хоть и очень древнего, но обедневшего рода. Девушка ни за что не хотела покидать богатый родительский дом и переезжать в скромное обветшалое поместье. Более того, по догадкам няни, Миладу обуяла черная зависть, когда ее младшей сестре достался такой муж, как мой отец и в ее ледяную душу никогда не сможет поселиться добро. Надо заметить, что я охотно верила своей любимой няне и соглашалась во всем, что касалось тетушки Анны.

В общем, Милада была полна решимости воплотить в племяннице все свои несбывшиеся мечты, надежды и амбиции. Не смотря на юный возраст своей подопечной, она с фанатичной одержимостью занималась воспитанием Анны, отодвинув в сторону нанятую гувернантку, поручив той меня. Большее время уделялось светскому этикету, умению «правильно» одеваться и подбирать украшения. Порой мне казалось, что Анна была самой несчастной девочкой в знатной округе.

В отличие от сестры я обладала почти абсолютной (по сравнению с ней) свободой. Мое передвижение по поместью, соблюдая дистанцию, конечно же контролировалось слугой, хотя, надо признаться, я не удирала только из-за того, что не хотела неприятностей для не в чем не провинившегося человека.

Впрочем, особых глупостей, например прыжок в колодец, я не допускала и потому пользовалась заслуженным доверием. У меня была лишь одна, вполне безобидная страсть (вызывающая у Милады презрение) – собаки!

У отца была своя псарня охотничьих собак, у меня же своя собственная! Мое увлечение, ни коем образом не подходящее юной леди, осуждала вся знатная округа, (про домашних я уже не говорю), однако у отца был четкий приказ: «Никто не смеет ограничивать мои занятия, если те напрямую не угрожали моей жизни».