– На самом деле это не так. Если бы вы ей не нравились, она бы просто не обращала на вас внимания.
Несколько мгновений я сидела, уставившись на девочку. Потом спросила:
– Ты сама так решила?
– Да, мэм. Думаю, папа тоже это очень скоро поймет. Он обычно на все реагирует медленнее, чем я.
Я некоторое время сидела, покачиваясь в кресле. Дождь уже прекратился, и сквозь прорехи в облаках осторожно проглядывало солнце. Оно освещало крышу крыльца, с которой падали слезы дождя, и дальний луг с высокими травами, который вел к причалу и широкой бухте с мутной водой, лежащей совсем близко к реке. Все это напомнило мне о тех временах, когда мы с Люси после шторма залезали в плоскодонную лодку и бороздили волнующиеся непредсказуемые воды в поисках тайных сокровищ, которые стихия могла поднять на поверхность со дна. Я мечтала найти пиратские сокровища, или послание в бутылке, или хотя бы скелет утопленника, но все, что нам попалось, – это старый башмак и мертвая змея. По мере взросления я начинала понимать, что именно волнующее ожидание чего-то неизведанного и чудесного толкало меня на поиски, а после смерти отца почувствовала тягу к риску и опасности. И по прошествии стольких лет я все еще чувствовала зов реки и бухт с их высокими приливными волнами, которые словно говорили мне, что, хотя ландшафт моей жизни и изменился до неузнаваемости, все же в ней есть вещи, остающиеся неизменными.
Я повернулась к Джиджи.
– А что именно во мне напоминает тебе Бернадетт?
Она пожала плечами.
– Ну в основном то, как вы разговариваете с тетушкой Хеленой. Большинство людей – это, конечно, не касается нас с папой – побаиваются ее. А вы нет. Вы говорите ей то, что думаете. И не потому, что хотите ее обидеть. Просто потому, что говорите то, что действительно чувствуете.
Она замолчала, возможно, чтобы перевести дыхание. Джиджи тараторила так быстро, что мне приходилось сосредотачивать на ее словах все свое внимание, чтобы не упустить ее мысль.
– А еще мне кажется, что вы ей нравитесь из-за музыки. Я имею в виду то, как вы играете на рояле.
Я смотрела вниз, на реку, тускло поблескивающую в солнечных лучах, пробивающихся сквозь облака, и думала, что ее воды все еще тщательно хранят свои тайны.
– То есть?
Она соскользнула со стула и легонько прикоснулась пальцем к пуговице у меня на груди, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Ее темно-серые глаза пристально смотрели на меня, словно заглядывая в душу.
– Вы чувствуете музыку здесь, своим сердцем. Пальцы стучат по клавишам, но музыка рождается у вас здесь.
Она отошла от меня и снова забралась в кресло.
– Мадам ЛеФлер то же самое говорит о танце, поэтому не хвалите меня за то, что я сама это придумала.
Я была слишком поражена, чтобы рассмеяться. После минутной паузы я сказала:
– Почему ты так думаешь? Первая пьеса, которую я играла, был военный марш, и я не исполняла его уже много лет. А вторая вещь, скажем прямо, не удалась.
На ее лице снова появилась ослепительная улыбка.
– Потому что, когда вы играли,
То самое тяжелое, почти забытое чувство снова шевельнулось в моей груди, словно неведомое существо, пробуждающееся от зимней спячки. Я все еще раздумывала, что на это сказать, когда наше внимание привлек шелест машины, движущейся по подъездной дорожке. Я перестала раскачиваться в кресле, встала и, подойдя к ограде террасы, сразу же узнала машину, медленно движущуюся по рытвинам и лужам.
Джиджи соскользнула с кресла.
– Пойду скажу папе, что у нас гости.
Она скрылась в недрах дома до того, как я успела сказать ей, чтобы она не беспокоилась, потому что я узнала, кто был этот неожиданный посетитель и к кому он на самом деле направлялся.
Я была уже на нижних ступеньках террасы, когда Глен вылез из машины.
– Надеюсь, ничего не случилось? С Евой и ребенком все в…? – К горлу подступила тошнота, и я даже не смогла закончить предложение.
Он сунул большие пальцы в передние карманы джинсов.
– Все нормально, не стоит ни о чем беспокоиться. – Он подбросил камушек носком ботинка, стараясь скрыть свое смущение. – Мне сегодня не надо было идти на работу, и мы все решили, что мне будет неплохо сюда съездить и проверить, все ли с тобой в порядке.
– Кто это – «мы»? – Я почувствовала, что невольно тянусь к нему – привычка, от которой я никак не могла избавиться.
– Как кто? Твоя мать и Ева беспокоятся из-за того, что ты согласилась на эту работу, ничего практически о ней не зная, вот я и вызвался сюда подъехать, чтобы удостовериться, что все нормально.
Я шагнула к нему.
– Значит, ты обо мне беспокоился?
– Разумеется. Что мы знаем об этом парне? Он притащил тебя в этот дом, где неизвестно, что происходит. Ведь здесь человек умер, разве не помнишь? Вот я и хотел проверить, не случилось ли чего с тобой.
– Здравствуйте, рад вас снова видеть.
Мы обернулись и увидели, как из передней двери выходит Финн с профессиональной отстраненной улыбкой на бесстрастном лице.