Между синим и зеленым [сборник]

Глажу макушку, ухо тереблю. Щенок петляет меж ног, карабкается, на руки хочет. Ну уж нет, дорогой. Пойдешь домой, спрашиваю, осматриваясь, никто ли не слышит, как взрослый мужик разговаривает с щенячьей мордой. Открываю подъездную дверь – заходи давай. Щенок упирается лапами в бетонку, подпинываю осторожно, ни в какую. Ладно, сиди. Приведу тебе сейчас друга.

Щенок хлопает глазищами, и зачем-то я машу рукой.

Машу рукой, и Гриша тоже машет. Он бежит, расставив руки, и (успей только присесть) запрыгивает почти на шею, целуя в щеку, в прыжке пробивая мне грудак рельефной подошвой. Маленький мой мальчик, любимый сынок.

– Папа! Папа, ты пришел.

– Ну конечно, пришел. Как ты здесь?

– Нормально, – отвечает Гриша, – я тебя так ждал, так сильно ждал.

– Ну, – протягиваю, не зная, что сказать.

Гриша продолжает обниматься, а я тороплю. Одевайся скорее, дома тебя ждет сюрприз.

– Сюрприз? – сверкает улыбкой Гриша. – Какой сюрприз? Папа, какой сюрприз?

– Увидишь! Давай скорее.

– Бабушка приехала? Да?

– Нет, – говорю, – бабушка приедет в воскресенье.

– А какой тогда сюрприз? Ну, папа! Ну, скажи.

Я помогаю сыну с курткой и шарфом. Гриша просит завязать шарф петлей, как вон у того мальчика.

– Ваня говорит, что он самый модный, – шепчет мне Гриша.

– А ты что?

– Я не знаю.

– А ты у меня самый умный. И самый сильный. И самый вообще замечательный.

– Да! – радуется Гриша и хочет сию же минуту рассказать всем, какой он хороший. – Папа, а какой сюрприз?

В раздевалке две мамочки без конца дергают сыновей, одна за рукав, другая за воротник.

«Совсем уже взбесился», – сквозь зубы шипит первая. «Бесеныш мелкий, весь в отца выродился», – точит вторая.

Иногда я радуюсь, что мы с Гришей лишены такого материнского внимания. Мамочки, исхудавшие от хорошей жизни с нехорошими мужьями, ковыряют детей, будто дети в чем-то виноваты, будто дети их главная беда.

Мальчик сдается и плачет навзрыд. Гриша важно завязывает шнурки и плакать не собирается. Он смотрит на меня, потом на шнурок. Зацени, папа.

– Ну вот, другое дело! Я же говорю, мы всех победим.

Наконец я встречаю нашу воспитательницу. Выплывают мои бутоны, полные живой силы.

– Беги на крыльцо, Гриша, я сейчас. Воспитательница кивает. «Здравствуйте», – говорю.

– Уже виделись, – поправляет, морща гладкий лоб, почесывая носик. Уловила, видимо, свежее мое паровое дыхание, кристаллики разбавленного градуса.

– Да, – теряюсь почему-то и, чтобы вырваться из этой случайной пропасти, добавляю: – Я тут деньги принес. На игрушки.

– Ах, ну конечно. На игрушки и на территорию, – замечает женщина.

Я сую сколько-то, говорит, что много. Да ладно, отмахиваюсь. Все для детей, как говорится.

– Да, хорошо. Мне кажется, или вы того…

– Того?

– Я бы не рекомендовала появляться здесь… ну… под этим делом. У нас образцовый детский сад.

– Я абсолютно трезв, если вы про это.

– Про это, – кивает воспитательница.

– Это всего лишь лекарство. Погода, – говорю, – давление. Настойка «электрокока».

– Элеутерококка, вы хотели сказать.

– Именно.

– Ладно, – не хочется ей спорить. – На самом деле есть проблемы поважнее. Я бы хотела поговорить о Грише.

– Да? Что такое?

– Понимаете, мне как-то неловко. Но я должна сказать.

Что, думаю, что такое – что ты хочешь сказать. Что мог натворить мой сын? Ударил кого-то? Не поверю. Плохое поведение? Мальчишка. Хочет домой? А вы не хотите?

Я бы сказал не раздумывая: мой сын самый лучший, и не надо мне тут никаких ля-ля. Вы таких, как мой Гриша, никогда не знали.

– Понимаете, у нас тут в конце месяца планируется утренник. Вы же знаете, есть такой праздник, День матери. Вот, – подбирает она слова, – каждый ребенок будет читать стихи или в сценке участвовать, мы скоро начнем разучивать песню. Но ведь у Гришы нет мамы, я подумала, как же нам быть…

Она говорит и говорит, и мне почему-то уже безразлична ее плетеная вязь, все эти гармоничные припухлости, узелки и точечки. Я думаю, как вы меня достали, честное слово. Что ты хочешь, бедная женщина, чтобы я сам стал матерью и приперся слушать детский лепет?

– Ну, наверное, мы не одни такие? У вас же наверняка есть опыт.

– Есть, – соглашается женщина, – поэтому и советуюсь с вами. На самом деле такое нечасто бывает. В основном у ребятишек нет отцов. Как вы думаете?

– Мы обязательно что-нибудь придумаем, – говорю как можно убедительнее – так, чтобы глупая женщина перестала меня изводить.

– Это хорошо. Может быть, вы подготовите его. Скажете, что нет ничего страшного, если мамы нет. Конечно, это очень страшно. В общем, поговорите с Гришей, хорошо?

Мы что-нибудь обязательно придумаем. Правда, Гриша?

– Правда, – отвечает сын, не понимая, что мы должны придумать.

Кто придумал этот праздник? Почему не существует Дня отца, например. Мы бы такие стихи подготовили, такую бы песню спели: «Папа может, папа может все что угодно».

– Все будет хорошо, – талдычу я, перешагивая лужи. Гриша идет напролом, расплескивая грязь.

– Папа, что за сюрприз? А, пап?

– Тебе понравится, потерпи. Скоро увидишь.

Всю дорогу он что-то бубнит. Просит в задачки поиграть. Я начинаю: на ветке сидели три воробья, а потом один улетел.