Между Сциллой и Харибдой. Последний выбор Цивилизации

Американские женщины оценили эту свободу: число абортов уже в первые годы вольницы достигло 1 на 4 рождения, а к началу восьмидесятых приблизилось к отметке 1:2,25. Естественно, аборты в первую очередь делали малолетки, девушки из бедных слоев населения, малообразованные, бесперспективные, залетевшие и брошенные… Миллионы нежеланных детей не были рождены, не были нелюбимы, не стали тягостью, не влились через 15-20 лет в преступный мир.

Разумеется, после того как Левитт заявил, что аборты снижают преступность, его завалили гневными письмами клерикальные ортодоксы, противники абортов и прочие моралисты. Они твердили, что такого быть не может, ибо аборты – это зло, а зло не может приводить к добру!… Логика, как видите, железная.

Но с выводами Левитта не на эмоциональном, а на научном уровне спорить было невозможно. Он показал, что в тех штатах, где аборты были разрешены на несколько лет раньше остальных, – Нью-Йорк, Калифорния, Вашингтон, Аляска, Гавайи – и уровень преступности начал падать на те же несколько лет раньше! Больше того, прослеживалась строгая корреляция между числом абортов, сделанных в данном штате, с падением в нем преступности. Много абортов – больше падение, мало абортов – меньше падение. В Нью-Йорке был самый высокий процент абортов и соответственно самое высокое падение преступности – на треть.

В русскоязычном Интернете (и американской демократической прессе) получила большую популярность «теория разбитых стекол», которая объясняла падение преступности в Большом Яблоке так: полиция Нью-Йорка при новом мэре Джулиани стала больше обращать внимание на мелкие правонарушения, поэтому тяжелые чудесным образом снизились сами по себе. Однако реальность состояла в том, что в городе просто-напросто снизилась демографическая база преступности – преступники были абортированы в начале семидесятых. Элегантное решение!

Левитт кидал на стол козырь за козырем и лупил по вытянувшимся мордам гуманных демократов и религиозных консерваторов одной мокрой тряпкой за другой. Он показал, что от начала семидесятых до начала девяностых никакой корреляции между абортами и преступностью не наблюдалось, потому что молодежь, родившаяся в начале семидесятых, до начала девяностых еще не подросла, чтобы пополнить преступный мир. А как подросла – тут и стала наблюдаться корреляция между числом абортов в штате и падением преступности. Далее. В штатах, где было много абортов, снижение преступности наблюдалось именно среди молодежи, а не «старичков». И это говорило о том, что молодое пополнение не пришло. Наконец, исследования, проведенные в Австралии и Канаде, также показали связь между числом абортов и уровнем преступности с лагом в 15-20 лет.

Механизм снижения преступности был двояким – так сказать, близкодействующим и дальнодействующим. Неродившиеся мальчики-маргиналы не пополнили ряды уличных банд (близкое действие), а неродившиеся девочки-маргиналки не стали потом матерями-одиночками, повторив судьбу своих мамаш (в «придонных» слоях общества дочери матерей-малолеток тоже, как правило, становятся малолетними мамашами-одиночками). А раз они не стали матерями-одиночками, через поколение не были воспроизведены очередные уголовники – вот вам дальнее действие, через поколение.

Любопытный факт в ту же копилку: средний IQ у молодых матерей, которые родили ребенка вне брака, на 10 пунктов ниже, чем у замужних матерей.

И еще подкину фактологический сувенир в абортивную кладовую Левитта: европейские ученые установили, что не только тупость (и вытекающая из нее бедность) передаются генетически, но и склонность к совершению преступлений – через наследуемые признаки типа агрессивности и импульсивности в сочетании с низким 1Q, неспособностью контролировать себя и прогнозировать последствия своих действий. Серия исследований, проведенных в восьмидесятые годы в датских судебных архивах, продемонстрировала эту зависимость количественно. Изучив дела усыновленных нарушителей закона с 1924 по 1947 год, ученые подсчитали, что уровень преступности среди усыновленных детей составлял 2,9%, если их биологические родители никогда не совершали преступлений. Но если хотя бы один из биологических родителей совершал преступления, это число сразу возрастало до 6,7%. А если преступниками были оба биологических родителя, уровень преступности в среде усыновленных подскакивал уже до 12,1 %… Почему изучали именно преступность усыновленных детей, понятно – чтобы исключить фактор влияния среды и выделить значимость именно биологического фактора.

Вывод? «В целом полученные данные ясно свидетельствуют о наследуемой склонности к криминальному поведению… Наследственность может детерминировать тот личностный порог, за которым начинается активация специфических нейрогумо- ральных реакций, связанных с агрессивным поведением». То есть трижды прав был профессор Левитт, на основании работ которого мы делаем вывод о благостной роли абортов в среде маргинальной публики.