Межесвет (СИ)

Ланн стряхнул ее руку и взял палку. Салеме ужасно хотелось посидеть рядом с ним, смотреть на него и касаться его, раз уж ей не дозволено большего, и она принялась рассыпаться в благодарностях, как только мальчик потянулся к костру. Он бросил в ее сторону крохотный черный предмет, и Салема поняла, что это не картофель, только когда взяла его в руки. Видя, как ее лицо искажается в гримасе, Ланн улыбнулся. Ничего не доставляло ему такого удовольствия, как подшучивать над Салемой, питавшей к нему отнюдь не дружеские чувства. Точно так же он знал, что девушка отужинала с лордом и демонстрируемый ею голод является чистым притворством.

— Дурак! Ненавижу! — закричала Салема.

Она вскочила и яростно швырнула в него угольком. Ланн чуть отклонился, давая снаряду пролететь мимо. Затем вскинул глаза на Салему, и холодная ясность его взгляда подействовала на нее успокаивающе. Причина его несговорчивости так и осталась для нее загадкой, но Салема уже тогда чувствовала, что Ланн никогда ей не уступит, не ляжет в ее постель и не будет ей принадлежать. И она смирилась…

…Она без конца целовала его лоб, щеки, губы, а он неподвижно лежал на берегу и остекленевшими глазами смотрел в небо, словно мертвец. Над головой повис мерцающий купол, ограждающий их остального мира, от всех, кто мог или хотел им помешать. Теплые пурпурные волны и золотые берега. Каскад падающих волос в отблесках алого. Серповидные зрачки в ее глазах. Она что-то кричала, трясла его за плечи, но ее голос тонул в шуме волн. Потом она смирилась с его молчанием и апатичностью, положила голову ему на грудь, сомкнула веки и, кажется, уснула. Тогда он, борясь с оцепенением, охватывающим тело, приобнял ее одной рукой. И ощутил умиротворение и покой, почувствовал себя совершенно свободным, могущим сдвинуть горы и перевернуть мир, вот только ему совсем не хотелось двигаться. Он хотел лишь закрыть глаза и уснуть рядом с любимой, забыться в вечном сне. Ее палец охватывало изящное кольцо…

…Снег кружился в воздухе и покрывал плечи Лиандри и ее склоненную голову. Ланн различал в белых завихрениях очертания эскадры лунных кораблей, скользящих сквозь молочный туман. Их паруса раздувались, наполняясь светом, и на каждом жемчужной нитью была выткана витара — птица с клиновидными перьями, режущими камень и железо. Будь птицы настоящими, он мог бы оседлать одну из них и взмыть в небо, достичь перевернутого замка и задать Богине один-единственный вопрос, терзавший его столь долгое время: почему? Почему она дала силу такой, как Летиция, и без того щедро одаренной природой, девушке со светлым будущим, перед которой открывалось множество дорог? Сделав ее ведьмой, Богиня практически лишила ее этих даров. Неужели Королева-Колдунья позавидовала смертной, чья красота и жизненная сила угаснут со временем, в отличие от нее самой? Теперь госпожа ди Рейз стала одержимой: в своей погоне за силой она оставила отца и отвергла любовь; ничего она не желала так страстно, как обрести могущество…

А снег падал, описывая спираль, и таял в волосах Лиандри, почившей безмятежным сном, таким непохожим на его собственный. Высокие силуэты возникли за ее спиной, словно просочившись сквозь непроглядную пелену снега, взяли ведьму под руки и приподняли над землей. Голова Лиандри запрокинулась назад, волосы упали на спину, обнажив шею, и двое существ немедленно приникли к белой коже у нее под ушами, все глубже и глубже впиваясь в плоть. Две алые струйки потекли по шее, и только тогда Ланн понял, что они не ласкают Лиандри, пытаясь доставить ей удовольствие, а высасывают из нее жизнь. Он попытался шевельнуть рукой, но его члены не слушались, как будто он пребывал в коме или летаргическом сне. При следующем усилии все его тело пронзила острая боль, такая сильная, что глаза на миг застлала тьма. Спустя секунду к нему вернулись зрение и слух, и Ланн услышал, как стонет Лиандри, чьи сладкие грезы внезапно сменились кошмарами. Один из кровососов оторвался от шеи ведьмы, оценивающе поглядел на Ланна, и, осознав беспомощность ульцескора, широко усмехнулся. Его рот представлял собой ужасающее зрелище: вместо двух длинных клыков, какие обычно бывают у вампиров, он обладал двумя рядами заостренных стальных клиньев. Монстр собирался опять припасть к источнику жизни и тепла, когда его товарищ внезапно отпрянул от ведьмы и обвил руками горло, издавая громкие булькающие звуки. Алые ручейки на шее Лиандри застыли и покрылись коркой льда, и вся кровь, что успели выпить вампиры, заледенела у них в жилах. Их кожа обрела прозрачность, и Ланн мог видеть, как холодный яд растекается по венам, заставляя тела цепенеть. Кровососы смотрели друг на друга, и в их стекленеющих черных глазах был неописуемый ужас, когда бессилие, над которым они только что потешались, захватило их целиком.