Межгосударство. Том 1

Вердикт более не про колодец, Принцип не торговался, Темя на пяте не колдовал, Ятреба Иуды не тёрся пузом обо что не велено. Двое из дома к двоим у колодца, немедленно во все перипетии жизни на дне. Если там и есть какая-то, то только нежизнь, Вердикт и вся шайка-притупление бдительности вслед за ним восвояси, располагаться в умноженной на двадцать мансарде, Уильям Брэдфорд, Пий II и Григорий Распутин. Оказавшись, Темя на пяте, высчитав в голове какие-то дифференциальные уравнения порядка и хаоса, направился к той-самой-комнате. Я бы желал поселиться здесь, объявил, за открытую как за вышедшую из пазов мачту, глядя на так и оставшихся в начале коридора товарищей. Что выросло, то выросло, Вердикт и скрылся в ближней к нему. Там скверная аура, к тому же нет великанской обстановки, Принцип. Это ничего, я и на полу пересплю с каким угодно андрогином, мы же здесь ненадолго? Вон, расстелю шинель да распластаюсь. Ну, дело твоё, а убирать труп будет дело моё. В коридоре только Ятреба Иуды и смотрящий на из другого конца Темя на пяте, решительного предостережения, который напрасно сотрясает воздух. Ятреба Иуды промолчал пожатием плеч, направился подыскать и себе расширяющийся при надобности уголок, внебрачный сын большого Тылля скрылся в скверной без перспектив, но с видом на. Оказавшись внутри своего, Темя на пяте скинул шинель-вместилище трёх миров в угол, немного у окна, глядя на обрезанное каменное, внимание квадрат на обоях, не нарисованный, не процарапанный ножом и не ломающий убогого рисунка, который, однако, пришлось усиленно ковырять и отрывать годные для непривередливой мумии. За слоем три буквы. Темя на пяте, не думая, нарывается на нечто от вчинения до пожизненного преследований сектой дьявольских маляров, продолжил рвать верхний, силясь раскрыть всё написанное на втором, покрывавшим под. Покончив, прочёл такие: «Теперь, перед смертью, нет никакого страха, ни у меня, ни у окружающих меня, да и у каждого из прогрессопитеков. Это оттого, жизнь сделалась страшнее смерти. В ней больше боли, нежели боли. Наказания нежели наказания. Дверь всегда открыта». Читал, шевеля, прочитывал и заново и так много-много, пока не запомнил, с таким упорством бы и «Одиссею». Утрамбовав в, стла обрывать и эти, нелепые части, расходящиеся под тянущими в сторону пальцами как угодно и похожие на клювы пеликанов, детали метронома, акции дискредитации, следы от вознесения святых, террористические экспроприации и куски отпавшие от «Тайной вечери» за триста пятьдесят, падали вместе с бывшими, через которые и. Под первой вторая. «Я сажусь в сертамин сертак голым задом обедневшего иконописца». Короче, однако более размашистым, пришлось сгубить обоев сверх первого квадрата. Заучив и это, разорвал в клочья, ещё более усеяв сворачивающимися в шмуцроли, посреди улёгся, не обременённый обязанностями марвихер-шухера. Ятреба Иуды, себе из анфилады-тоннеля к лучшему миру, сразу передвинул железную к окну, выходило на противолежащий романских экивоков, взялся ещё малость вбуриться в дневник, имея основания полагать, некоторое время не станут. «Я спросил, беседовал ли он сам с Ван Зольцем и если да, то делал ли ему тот непристойные предложения? Разве только описывал летящие из ниоткуда в никуда куски соли, на пути которых можно встать с сачком, а можно с головой наперевес, ведь никогда не стоит решать за клиента. Далее разговаривать я не пожелал. Но мысли мои не покидал бамбуковый забор, я даже нарезал себе из удилищ вставную челюсть, которой клацал перед зеркалом. И тогда, в один момент поняв, очень сильно похожу на репортёра-бездельника, у которого во рту расползшаяся флора, решил разыскать самого. Имя притягивало похлеще загадки египетских и жеводанского. И я его разыскал, но только в серии собственных опубликованных впоследствии статей об ужасах АПЗ-20, в которых помимо косиц из бровей упоминались: деревня Дьяконово, негодные патроны, в другое время вводят в шпур и взрывают, дилижанс ходящий по маршруту вокруг всей земли и гниющая киркомотыга». Ятреба Иуды спрятал тетрадь между спинкой кровати и матрасом и тихо, крадучись как делающий вид, не замечает собственного фиаско вор, вышел из комнаты, из дома. Пересёк передний двор-достопримечательность слепцов и неохотно оглядываясь на романский с язычками свечей в каждом, в сторону города, кто-то полагал своим кабинетом.