Межгосударство. Том 1

Много кому и нам не в последнюю и так далее, снится в качестве мечты, чтоб книга оставила по себе память и впечатление этакой загадочной, нарочито сложно, помнились только бесконечные загадочные подвалы и комнаты с деревянными столами, на старинные рукописи и рядом отрывки их расшифровок, огарки свечей в разной величины канделябрах, с потолков на цепи масляные лампы, на стенах пустуют факельные кольца, пол – зависит от места, если подвал или подвальная комната, то из больших, истёртых подошвами тысячи загадочных булыжников, если старинный родовой особняк или замок, или поместье, скрипучий паркет с длинными дорожками, толстыми и пыльными, скрадывающими шаги, по тем предостаточно, в особенности ночью, всё действие которое должно запомниться происходит ночью или в сумерках, по окнам непременно бьёт поток через решето (в крайнем снег, в особенности в обрамлении каменных плит кладбища), так же как бьёт он по полям шляп и скатам плащей и рединготов, каждую секунду свершаются тёмные дела, составляются завещания и криптозавещания, что-то сбрасывают с мостов и вылавливают из рек, прячут в зонтах и саквояжах, поминаются старинные истории, с всё связано, заговоры и квазизаговоры могущественных квазиорганизаций, накидываются таинственные письма, непременно скрепляемые красным сургучом, множество тёмных личностей в котелках и цилиндрах ведут загадочные разговоры и совершают непонятные эволюции со всем вокруг, например ездят на лошади задом наперед, отпиливают верхушки черепов или копают ямы в неподходящих местах, желая обнаружить клад или подсказку для дальнейших загадочных действий, всё это поливает дождь, по всем улицам, каждую из освещает не более одного фонаря с мертвенно-жёлтым, газовым или масляным, катят чёрные кареты с кучерами, предпочитают скрывать личности и натягивать цилиндры и котелки значительно, требует мода, у всякого действующего лица припасён пистолет или нож, или загадочная фраза, или письмо на непонятном языке, многое объясняет, все следят за всеми, ныряют в проулки, проникнутые тайной, скрываются в подземных коридорах, заходят в тайные комнаты и трудятся над расшифровкой древних документов и укрывательством завещаний и происходящее шестьсот назад или через сто вперёд, почти не от настоящего, те же обстоятельства, пейзажи и та же мрачность, загадочность, тот же необъяснимый дождь, семейные ветвленья, гениальные сумасшедшие, вероломные кормилицы, зеркальные загадки для зеркал, фуги предложений, переписанные заговоры, сложенные в столб, высятся до пояса или пупа, религиозные разночтения, озвучиваемые шёпотом, в небравых подземельях, многосмысленные пассажиры чёрных экипажей, в каком бы веке те не ехали и по каким окрестностям, непременно почта, содержащая загадки, почтальоны неустановленного происхождения, во всём и виновны и доставляют письма избирательно, таинственные карлики, необъяснимые преступления и лишь видимость расследования тех, призвана укрыть нечто более важное, масляные лампы, потайные фонари, документы, никто не видел, места, никто не достигал, но в сокрыто самое главное, древние ордена, инсценирующие свой крах и инсценировку инсценировки своего краха, тайные знаки, умел понимать только, давно сгинул, чёрные накладки на глаза лошадей и ястребов, оживляемые ветром огородные, предстающие только в резких вспышках молнии, вообще все, рискует объявиться, объявляется только в краткий миг такой вспышки, после того снова, у всех из лагеря добрых отсутствует понимание происходящего за исключением смутных подозрений, как-то связано со всем человечеством и его историей, у всех из лагеря злых ощеренные пасти и гнилые зубы, кроме, разумеется, главного злодея, множество главных злодеев и нет никакого лагеря добрых, все пользуются фальшивыми именами и никто не хочет выяснять правду, только путать её и прятать в подземельях и тамошних расшифровках, на улицах кишат прыгуны, ни по чём и фабричная стена, и стена сумасшедшего дома, и дома эти всегда переезжают, соответственно на всех разбитых копытами и колёсами и размытых дождями дорогах во все стороны идут обозы и фургоны с больничным имуществом и пациентами, которые, к тому, вынуждены отбиваться от налётчиков и даже стрелять, покуда им позволяют это господа в промокших котелках и цилиндрах, и рединготах, с фальшивыми бородами, именами и помыслами, одним словом нечто в этом. С подобной подачей многие ломают уши. Имена большинства наколоты между костяшек, кроме никакой огласки, самые падлические по сию не выявлены, есть клика сознавшихся и не возражающих или не могущих возразить против правдивого опубликования. Одна из Ксения Вуковар, женщина поразительной судьбы и усидчивости, первой попала в пьесу постороннего, так же, по-видимому, красоты, если при расцвете и увядании имела длительные и чередующиеся с Перуном, кхерхебом и князем Иордани. До касательства вышеневырубленного, Ксения не хотела, изъясняясь вполне, хотела зреть свою совокупность предков и современников, всех с днём ангела, в определённом свете и не видеть в определённом же. Сильно тем (и блудила с богом, кхерхебом и Елисеем Новоиорданским, который чуть что, посылал рыцарей искать себе артефакты (а при таком образе действий, что-то в его сетях да оседало)), в веках остался определённый ею, более никем (объясняла, никто кроме не озаботился обликом и его соблюдением в веках и старалась не думать о Фавсте), образина Новых замков, оттого отчаянно хотела то на это, если не дано, хоть подправлять себе на пользу предательства предательств, множество, от Готффрида и до, а это двести лет, и более того, умерев, влиять на всё могильным голосом, станет с родом, вздумается его шишкам будущего. Может видела путь при могла воскреснуть, оттого выбрала такой самоумертвления. Многовероятно потому искала связей с теми, мог в замыслах, а не большая реплика Приапу. Для ровного счёта двух дочерей и сына. Вестфалию, Орию и Китежа, наказав всем троим, умела нагнетать до беспрекословия, не снимая Вуковар. Кончину встретила в Витебске во время восстания крестьян. Мало занимало отчего восстали, во все времена из-за одного и. Никто не восставал чтоб отрыть наконец побрякушки Северина Антиохийского или вывести на чистую лекаря Карла Смелого, или остановить истребление единорогов, кроме, должно быть, самих единопыжей. Из города с тлеющими волосами, переправилась через Витьбу к церкви на другом берегу и погосту подле. В восемьдесят догребла на лодке в восемьдесят быстрее. На кладбище умаслилась не взорами гробовщиков, ближний крест для пущего эффекту, его первым, проверить горючесть, припала роковым, тридцать секунд боролась, накрутить хвосты русалкам, издали безымянная монашка и очень боялась.