Буддисты не верят в бессмертие души и в дьявола. Ламам нельзя ходить в бордель, на бойню, в винную лавку, в разбойничий вертеп и во дворец государя. Читать можно только всякие татхагатически-санскритные прозрения. Ятреба Иуды убедил себя, заметки Горла жирафа нечто подобное и. «Мы заняли места во втором ряду как полуотличники учёбы и стали дожидаться пока явятся все члены сего кружка мрачно-готических недоумков. Заговаривать с моим я не смел, слишком торжественной обстановка и боялся обнаружить себя и своё здесь птичье. Люди помалу. Не приветствуя, усаживались на стулья и молча перед собой, не обменивались даже скупыми, не глядя друг на друга, идиоты, так бы хоть знали последние новости. Я изо всех сил соответствовать этим ядрически-невозмутимым рожам, хотя язык так и рвался рассказать соседу пару скабрезных о жене генерал-губернатора и настоятеле Знаменского, на подобии прочих взирал строго перед, на нижний край закреплённой на балке, думая, скоро у меня вывалятся глаза за шиворот впередисидящего человекамакабра. Так продолжалось с половину часа или около, не припомню ничего более жуткоскучного номер шесть. С крайнего левого поднялся ничем не отличавшийся от прочих и шагом легата не так составившего лапу черепахи, к петле. Дальнейшее описанию считаю излишним. Он повесился, а мои соседи, все как один, и я тоже, видно это было нечто вроде клубной карты, громко и долго ему аплодировали. После самоубийства стали расходиться. Все так же молча и безучастно в духе слепых божественных бастардов в цепочку по одному, едва не кладя правую на правое впередиидущего скрывались в дверном и исчезали в своей персональной полощущейся между ушей тьме, рассчитывая на благоприятный жребий или нечто в этом роде, даже не затеялась оргия. Мы одними из последних. После нас остался только какой-то невысокий дёрганый, ходил кругами возле болтающегося в петле тела и что-то бормотал сквозь слюну. Выйдя в холл, спутник придержал меня за локоть и показал взглядом, следует идти не ко, а подняться выше по лакированной. Я послушался и вскоре оказался в полутёмном кабинете, спутник сел за стол, являя задатки тайного хозяина либо его приближённого друга детства. Далее я уже почти не слушал, поскольку поучаствовал в главном, однако какие-то обрывки при всём нежелании осели в памяти, про роковые седые яйца какого-то Ван Зольца, только и делал, что говорил всем «только ты и я», а сам держал в голове «я и ещё куча отчаявшихся дерьмоедов». Ятреба Иуды силой особого берущегося из совмещённых пят духа заставил себя закрыть. Всё прочитанное требовало осмысления в обыкновении начинающего инквизиционного дознавателя. Слишком много сведений, столько за раз не отринуть. Сошёл на совокупность бренности и невидимых осенних ручьёв, струящихся от листа к листу и пошёл уведомить Темя на пяте. Вердикт и Принцип продолжали ознакомление с перипетиями распространившейся повсеместно активности Бонапарта. После обнаружения растерзанного француза и уже забродившего в колодце немца, стало ясно, выморочность данного владения непреложна даже при дюжине следующих поколений, никогда бы не захотели войти в сию зону оцепенения, следовательно объятья распахнула безотказная казна, понукаемая казённостью происхождения. Вскоре выставлен на торги. Слушая, Принцип думал, надо ли им знать всё так подробно и рассеянно озирал комнату германо-африканского общежития дружбы народов. Последней в анфиладе, в левом углу всего, поэтому, ещё по всем кармическим спиралям зла на удивительно, окно на колодец, возле в позе втягивающего из земли опиум атланта Темя на пяте. Сама комната ничего страшного из себя не. По-видимому, произведено ремонтное обновление обоев и всего прочего, кроме упомянутого ковра с мелкой россыпью охряных корольков от оторванной головы и меловых очертаний трупа. Обстановка если и была внесена, укрывалась под чехлами с рисунком пола и стен, что касается кольца и цепи целью сдержать обскурантическую жажду знаний обезьяны, вообще могло быть выдумкой в духе кандального лобби. Купил один алжирец (солькурским домом поочерёдно немец, француз, казна неустановленной национальности (казначеем австрийский еврей, генерал-губернатором оказачившийся поляк) и алжирец и кто скажет, что это не центр мира?), приехавший в город недавно и ещё не успевший проникнуться русскими суевериями. Может был охотник за приведениями, может делегат общества защиты животных от манипуляции… Сильно ли вам важен этот колодец? – заскучавший хуже мастера го Вердикт. Почему вы спрашиваете? – взвился хозяин. Хотите его засыпать? Так не волнуйтесь, про призрак из него это я из соображения, вдруг и вы охотники. Не засыпать, Вердикт. Ятреба Иуды обнаружил Темя на пяте согнувшимся над тартаром на заднем дворе. Что это ты там носом водишь? – устраивая брюхо на парапет и сгибая шею. Будто там кто-то в карты играет. Сбежавшие из лаборатории мыши что ли? Не мыши. Будто люди, но все четверо шулеры. Воняет оттуда и впрямь по-человечески. Будто сюда кто-то приходит по ночам уже без порток, садится в позу лотоса и выпучивает глаза в желании понравится звёздам. Почему по ночам? Когда же ещё испражняться в колодец? Да сюда как-то и неудобно, Темя на пяте шаг назад, вообразил, как бы мостился на слишком широкий край. Удобно, не удобно. Значит хозяин в золотари тренируется, разит-то не от святого духа. Темя на пяте, ничего на это не, снова приник к дыре, вглядываться в её надуманную глубину и её сестру воображаемую темноту-перед-глазами.