Межгосударство. Том 2

Тайное собрание необъявленной революционной ячейки-ловушки Серафим у них с Карлом, под сенью наскоро схваченных нитью одеял. Приглашены Иса, Натан, Лазарь, Библиотека и Михаил, в качестве секретаря, надёжен и не попросит денег за работу. Серафим встречал каждого, важно сопровождал на кровать, свою или Карла, высовывал в коридор, осведомиться, нет ли посторонних глаз и хвоста и возвращался, прижимаясь спиной к прикрытой и ловя на себе вопросительные. На взгляды не отвечал, интересничал в духе лукавого градоначальника, раздобывшего в Петербурге кусок средств для пиления, ждал, общество идейно созреет. Когда настал миг, затейник-богопопранец торжественно запер (нить примотанную к ручке вокруг вбитого в косяк гвоздя) и оглядел сошедшихся по его тайному. Начал не громогласно, не шепча. Так, подобрать внимание, всегда трудности, но, случись агентам сестроохранки снаружи, насолить им в чай порохом. Трудящиеся, враги капиталистов, собрал вас здесь, как вы, должно быть, и сами сообразили психокоммунистическим умом, по запутанному случаю хора и оркестра. Они, как вы видите, никак не могут к нам доехать, будто дорога к нашей сцене извилиста как кишки дельфина. Доктор не желает давать точного ответа, эта курица сестра и подавно, к тому же он ей неизвестен. Значит, мы должны взять дело в свои руки, мы тут не бесправные заключённые, не арестанты, оторванные от общества валить лес по своей вине. В нас нет никакой вины. Что? Речь отчаявшегося дождаться мяса по-венгерски человека или выступление вожака трицератопсов, добивающегося своего по чужим головам? Все эти люди, собравшиеся в ночной ненастный в одной из спален психиатрической, полны тайного задора, пусть и невольно, но тщательно укрывался под тем, принимали за сумасходство, иные за умеренную игру в бисер. Что их толкнуло на достойной самозаписаться? Ведь у этого шага никакой разновидности толка, в нём и смысла, и надобности, и рывка механических крыльев, и признаков словаря античности, и отчаянного подчинения болезненному квазигению. Поверили, могут сами, не смотря на, окружающие считают их пациентами, решить, наконец, судьбу человечества в пижамах и добиться прогресса не строя теорий и не производя экспериментов, прогресса с неизведанным финалом, как не может он быть изведан почти ни у чего. История этой стачки впервые освещается только на, однако вроде дорого, в письменном габитусе подробности, годовщину с вбурением, имена забастовщиков, требования и степень решимости. Уравняла столбец со столбцом осторожности. Временной, чтоб стачка удалась. Из лечебницы тихо, по строгому согласованию. Семеро белёсых, в прилипших к телу, но полоскающихся от стремительности, на поражённую переборщившими соучастниками – дождём и ветром, пригибаясь, войлоком по мокрой траве к организованному шамоту. Последним достиг Серафим, взял командование-погрузку на себя. Наделённый самой большой Лазарь, от одного столба к другому, подсаживал выстроившихся перед. Шесть столбов, шесть пижам с норовом. Дождь хлестал струями, но ни кто не услыхал бы стучащих от холода даже с ротовой аускультацией. Взгромоздив стоявшего последним Ису, сам побежал к следующему, ухватившись рыхлыми за негостеприимную вершину, обдирая на предплечьях, постарался. Ничего не, как ни, не подпрыгивал, сюда бы угольный лифт, сюда бы бестию вертикального взлёта, ему бы ледоруб и рыцарские шпоры, ему бы посочувствовать. Взирал на застывших разогнувшимися горгульями товарищей, личным усугублённым героизмом подавали знак снующим вокруг, но не могущим их отыскать оркестру и хору. И он хотел быть, он, позвали с собой не смотря на агрессивную маммологию, уже помог им, но оставался за кулисой представления. Из глаз Лазаря лились бессильного желания, тут же перемешивались с дождевыми каплями и нельзя разобрать, чего на лице и на траве под ним больше. Подпрыгивал, оглядываясь на товарищей, вновь обращаясь к забору, стачечники с дёргающимися глазами стояли и, преодолевая стихию и магнитную тягу одеял, боролись за право быть в своём праве. Иногда доктор, когда не идёт сон, садится к окну и из-за шторы наблюдает за эллипсом, терзающим видом ворота. Сестра ушла к себе, а это воплощение вседозволенного шпика не уходит. Доктору думается, благотворитель лечебницы подослал агента наблюдать за ходом психиатрических дел. Ложится в постель под одеяло, чувствует некое подобие защищённости.