Кончилась провизия,
А тут будто бы на зло,
Сатана с ревизией.
Цверг с лопатой замерев,
Цыкает на грешников
Мол, не допустите гнев,
Старого оценщика.
Кроватный прут плохо, как бы из-за узости расположения не пришлось и соседний.
Покажите муку криком,
Отразите на лице,
Плачьте все единым мигом
И молите о конце.
В жарком пекле злого ада,
Цвергу душу убедить,
Что карманнику со склада
Две картошки утащить.
У Циклопа в овечьей шкуре стадия остервенения в совокупности со стадией онемения руки. Яростно и неистово, из последних, не растягивая мощь на долгое, не пытаясь сосредоточиться на смысле выкрикиваемых.
Сатана собою грозен,
Руки ставлены в бока,
Мысли излагает в прозе,
Как учил святой Лука.
«Ну, скажите, дорогие
Трудно ль жарится на масле?
Наши цели ведь благие,
Вы же во грехе погрязли».
Плачут грешники, стенают,
Бьются лбы, в изломе пальцы
«Мы здесь как никто страдаем,
Нам бы вместо масла, сальца».
Не выдержав сообразного эффективности пиления левой, дёргать прут, держал выше распила. Дёргаться телом, кровать под ним ходуном и залязгала, пришлось громче.
Только вот один ослушник,
Молча выступил вперёд.
Солидар, в миру домушник,
«Так и дальше не пойдёт.
Где же боли, где мученья,
Где расплата за грехи?
Под котлом заиндевенье,
Хоть от скуки ври стихи.
Этот цверг с его лопатой,
Скоро под венец пойдёт,
Обломать бы ему лапы,
Впредь пожарче разведёт.
Рука с напильником онемела и отказывалась. Циклоп в овечьей шкуре, затравленно по сторонам, ожидая нападения, всё-таки пришлось малость отдыха, петь не бросил, сбавил, почти не шёпот.
Я здесь не для развлеченья,
Не для шутки здесь сижу.
Жду от Господа прощенья,
Зря, что ли, цемент вожу?
Только с вами, дураками,
С вашим адским огоньком,
Мы как были с ним врагами,
Так врагами и помрём».
Солидар такие речи,
Будто маршал на коне,
Метким выстрелом картечи,
Объявляет Сатане.