Мгла над Инсмутом

– Эй вы! А чего ж вы молчите? Как бы вам понравилось жить в городе вроде нашего, где все вокруг гниет и умирает, и повсюду в домах с заколоченными окнами чудища ползают, и клекочут, и лают, и прыгают по черным погребам и чердакам… А? А как вам понравится слушать каждую ночь вой из церквей и из храма Ордена Дагона? И знать, что энто за вой? А как вам понравятся вопли с энтого рифа в каждую Майскую ночь да на Хэллоуин? А? Думаете, старик из ума выжил? Хе-хе… Да, сэр, я вам вот расскажу еще не самое ужасное!

Зейдок уже буквально кричал на крик, и безумная исступленность его голоса уже не просто тревожила, но поистине пугала меня.

– Будьте прокляты! И неча таращить на меня глаза – говорю же, Оубед Марш в аду, и быть ему там вовеки! Хе-хе… В аду, говорю! Ему меня не достать! Я ничего не сделал и никому еще ничего не рассказал…

А, это вы, мил человек? Ну, ежели я еще никому ничего не рассказал, то уж сейчас вот расскажу! Вы токмо сидите тихо и слушайте меня, юноша, – такого я еще никогда никому не рассказывал. Я перестал за ними подглядывать в подзорную трубу после той ночи – но я и без того много чего вызнал…

Хотите узнать, что такое настоящий ужас, а? Ну, так вот он… Это не то, что уже сделали те рыбы-дьяволы, а то, что они собираются сделать! Они приносят с собой в город вещи из своей морской пучины… несколько лет приносили, да в последнее время чего-то уже не так ретиво… Дома к северу от реки, что стоят промежду Уотер- и Мейн-стрит, битком набиты – в них полным-полно и дьяволов морских, и их добра… И когда они будут готовы… говорю же, когда будут готовы… Вы когда-нибудь слыхали о шогготе?

Эй! Вы меня слушаете или нет? Я же говорю вам, я знаю, что они принесли с собой! Я видел однажды ночью, когда… эх-ха-ха…иахххх!

Старик завопил так неожиданно и с таким исступлением, что я чуть не лишился чувств от страха. Его глаза, устремленные мимо меня к зловонному морю, чуть не вылезали из орбит, а лицо обратилось в маску ужаса, подходящую для греческой трагедии. Его костистые пальцы больно сжали мое плечо, но он замер без движения, когда я обратил взгляд к морю в попытке увидеть то, что привлекло его внимание.

Однако я ничего не увидел – только мерно набегающие на берег волны прибоя да какую-то рябь на воде, явно от подводных течений в гавани, а не от выступающих в море волнорезов. Но теперь Зейдок затряс меня, и, повернувшись к нему, я увидел, как его лицо, казавшееся ранее неподвижной и искаженной страхом маской, ожило: веки быстро заморгали, а губы начали беззвучно шевелиться. Наконец к нему вернулся дар речи – точнее, дрожащего шепота.

– Уезжайте отсюда! Уезжайте! Они нас видели – бегите отсюда во всю мочь! Ничего не ждите – теперь они знают – бегите! Быстрее! Прочь из города…

Мощная волна ударила в дряхлую каменную стену бывшего пирса, после чего еле слышный шепот полоумного старика сменился леденящим кровь нечеловеческим воплем:

– Эээээйаааааааааххх… Ихооооооооаааа!

Прежде чем я успел прийти в себя, костистые пальцы отпустили мое плечо: старик вскочил на ноги и, обойдя полуразвалившуюся складскую стену, заковылял к северу, чтобы затеряться в лабиринте улиц.

Я снова взглянул на море, но там ничего не было. А когда я добрался до Уотер-стрит и внимательно оглядел ее от одного конца до другого, Зейдока Аллена уже и след простыл.

IV

Едва ли я смогу описать свое состояние, в которое меня ввергла эта душераздирающая сцена – столь же безумная и печальная, сколь нелепая и ужасающая. И хотя юноша-бакалейщик предупреждал меня о возможности такого поворота событий, тем не менее финал беседы со стариком вызвал во мне беспокойное чувство уныния. Какой бы наивной ни казалась история, поведанная стариком Зейдоком с безумной искренностью и неподдельным ужасом, она лишь усилила мои тревогу и неприязнь к объятому мглой тайны городу и его невзгодам.

Позднее я бы мог трезво проанализировать рассказ старика, отсеять все лишнее и вычленить зерно исторической аллегории; но сейчас я лишь хотел поскорее забыть о нем. Уже было довольно – если не сказать слишком – поздно: мои часы показывали 19:15, а аркхемский автобус отправлялся от Таун-сквер ровно в восемь – поэтому я постарался привести свои растрепанные мысли в порядок и быстро зашагал по пустынным улицам мимо домов с покосившимися стенами и зияющими провалами в крышах к гостинице, где я оставил свой саквояж и где намеревался дождаться автобуса.

Хотя золотистые отсветы заката на древних крышах с торчащими осколками печных труб создавали некую атмосферу мистической прелести и покоя, я то и дело с опаской оглядывался через плечо.

Я думал о том, с какой радостью покину зловонный и подернутый мглой страха Инсмут, и мечтал обнаружить на площади какой-нибудь еще вид транспорта помимо автобуса со зловещим Сарджентом за рулем. И все же я не слишком торопился, потому что буквально на каждом углу меня встречала новая архитектурная достопримечательность, достойная неспешного осмотра, и, по моим расчетам, я мог легко одолеть оставшееся расстояние за какие-то полчаса.