МИ (Цикл)

— Родные и друзья казненных ненавидят нас потому, что часто не хотят верить, что те, кого они любили, совершили то, в чем они покаялись. Они предпочитают думать, что исповедование связано с обманом. — Она отрывала по маленькому кусочку и медленно ела. — Я заметила, что люди часто не хотят принимать Истину. Она для них мало чего стоит. Некоторые даже пытались убить меня. Вот почему волшебники и сопровождали, бывало, нас повсюду. Они защищали нас, покуда не восстановится наша сила.

— И все-таки для меня в этом недостаточно смысла, — заметил Ричард, прожевав мясо.

— То, что мы делаем, достаточно просто. Это, правда, звучит очень странно для тех, кто не живет с этим. Все, что связано с волшебством Срединных Земель, должно казаться тебе странным.

Он подумал, что «странно» — не совсем то слово. Нужное слово, пожалуй, было бы «жутко».

— Кроме того, — продолжала Кэлен, — мы, Исповедницы, независимы, а люди этого не любят. Мужчины нас не принимают за то, что никто из них не может управлять нами или просто указывать, что делать. Женщины не принимают нас потому, что мы не живем их жизнью, не живем, как живут женщины по обычаю. Мы не заботимся о мужчинах и не подчиняемся им. Всем кажется, что у нас особые права. Наши волосы длинные — в знак нашей самостоятельности, а большинство женщин должны носить короткие волосы в знак подчиненного положения как мужу, так и тем, кто занимает более высокое положение. Тебе все это может показаться мелочами, но только не нашим людям, неважно, имеющим или не имеющим отношение к власти. Если женщина носит волосы более длинные, чем положено по ее статусу, то в наказание ее статус может понизиться. В Срединных Землях длинные волосы у женщины — символ власти, почти вызов. Это означает, что мы делаем, что захотим, никому не подчиняемся и для всех представляем угрозу. О чем-то подобном свидетельствует для окружающих людей и твой меч. Ни одна из Исповедниц не станет носить короткие волосы, и людей раздражает, что никто не смог бы нас заставить сделать это. Ирония состоит в том, что на самом деле мы куда менее свободны, чем они, но они не замечают этого. Мы берем на себя самые неприятные обязанности ради их же блага, и при этом мы не можем свободно распоряжаться даже своей жизнью. Мы — пленницы собственных чар.

Пока Кэлен доедала мясо, Ричард думал о том, какая это насмешка судьбы, что Исповедницы даруют свою любовь самым страшным преступникам, но не могут подарить ее никому по собственному выбору. Он видел, что есть еще что-то: она сказала не все, что хотела.

— Мне нравятся твои длинные волосы. Они тебе идут.

Кэлен улыбнулась.

— Спасибо. — Она бросила кости в огонь, поглядела некоторое время на костер, потом — на свои руки.

— И кроме того, есть еще один важный вопрос: как нам выбрать себе пару.

Ричард доел мясо и тоже кинул кость в костер. Ему не понравились ее слова.

— Выбрать себе пару? Что ты хочешь этим сказать?

Она продолжала смотреть на руки, точно надеясь найти там ответ.

— Когда Исповедница достигает возраста зрелого материнства, она должна выбрать себе пару. Исповедница может выбрать любого мужчину, какого захочет, даже уже женатого. Она может долго бродить по Срединным Землям в поисках подходящего отца для своих дочерей, человека сильного или, может быть, такого, который кажется ей красивым. Это уж как захочет. Мужчины боятся Исповедниц, ищущих пару. Никто не хочет, чтобы его выбрали, чтобы к нему прикоснулись. Женщины боятся потому, что не хотят, чтобы избрали их мужа, брата или сына. И все знают, что не могут ничего поделать. Исповедницы подчинят себе всех, кто помешает им сделать их выбор. Люди боятся меня, во-первых, потому, что я Мать-Исповедница, во-вторых, потому, что мне уже давно пора сделать выбор.

Ричард все еще цеплялся за свои мечты и надежды.

— Но если ты заинтересуешь кого-то и он заинтересует тебя?

Она печально покачала головой.

— У Исповедниц нет друзей, кроме других Исповедниц. Тут все просто. Никто еще сам не испытывал чувства привязанности к Исповеднице. Все мужчины боятся нас. — Но она умолчала, что теперь это уже было не совсем так просто. Голос ее опять задрожал. — С юных лет нас учат, что мужчина, которого мы выбираем, должен быть сильным, чтобы дети, которых мы родим, тоже были сильными. Но он не должен быть нам по сердцу, потому что ведь мы разрушим его. Вот почему ничего не выйдет у... у нас с тобой.

— Но... почему? — Он старался сопротивляться ее словам, ее власти.