Мяч круглый, поле скользкое (СИ)

— Если выберется твой покровитель — охо-хо, думаю, придётся нам всем учиться в футбол по-новому играть. Не в смысле — на поле, а, что называется, под ковром. А ещё вернее — под ковром-то играть разучиваться будем как раз. Ты этого Первого секретаря, которого под суд теперь отдали, не знаешь — он с прошлого года у нас только, как Шульгина на автодороги перебросили. А я насмотрелся на него — тоже жох парень, хоть и не такого пошиба, как Тишков. Договариваться зато уж мастер! Вон Капсина к нам из Куйбышева сманил. У того дочка больная, доктора намекали, мол, климат сменить бы, так пообещал ему квартиру трёхкомнатную через год. Кто даст теперь? Зато вон с Губичем на короткую ногу сошёлся, рыбалить-отдыхать на Кальмиус вместе ездили, да с бабами — то-то он так и взбеленился, что обидели его любимца. Но судью покупать — это он хватил лишку! Да был бы поавторитетней товарищ, с заслугами — может, и выгородили бы ещё, а тут и сам зелёный, и руководство в республике новое… Нет, верно тебе говорю, это только начало. Показательный, что называется, процесс, чтоб все заранее поняли и руки от сала отмывать кинулись, коим подмазывают друг друга столько лет. Вам привыкать работать без всего этого. Я-то хрыч уже, меня и так через год, много через два, в утильсырьё отправят. Ты, Валерий, тоже прав — я по-старому тренирую, чрезмерно полагаюсь на ответственность игроков, на то, что им работа над собой больше всех нужна. Сегодня и требовать от них, и, главное, давать им надо уже намного, намного больше. Вот взять Губича того же: какой невероятный талант парень! И какой к этому таланту дал Бог характерец…

— Мне ли не помнить. Нас ведь с Валентином к нему в комнату в общежитии подселили, когда мы только приехали в Донецк. Что ни вечер — под мухой, курил в постели, ночью вставал, грохотал, от нас только отмахивался… Без царя в голове, но играть против него — мука. Тоже, наверное, от характера. А взять бы его, как в армии, заставить круглое таскать и квадратное катать, чтоб приползал домой с одной только мыслью о койке! — мстительно осклабился Валерий.

— Взять бы… И смех и грех: мне перед отъездом рассказали, как он лечится. Ему же челюсти проволокой связали, собирали чуть не из костной муки — так твой Атаман его жизни поучил. Кормится кашкой жиденькой и протёртым супчиком. И ведь подговорил медсестру — та ему чекушку принесла и соломинку! — Ошенков передёрнулся всем телом. — Ей-Богу, его бы, как жевалки зарастут, в ваш санаторий упечь, негодника… Я Степанова ведь не узнал! В позапрошлом году, когда видел его последний раз, полуопустившийся был человек, жизни в глазах не осталось. А теперь? Я уж думал, он за Трофимку этого всем нашим рёбра пересчитает прямо на поле. А как своих ведёт? Ему и гетманской булавы не надобно, с таким-то кулаком! Ох, и повезло же тебе с капитаном, Валера. Если ещё следующий год протянет — успеешь с ним та-акую командочку сколотить…

— Мне бы протянуть. Ну что я за тренер, Олег Саныч? Они же сами решают, как играть! Не то, что не слушают меня, или не уважают, нет — но толку от того, что я им говорю…

— Это дело не минутное. Хорошие ли, не очень, а они мастера, а не физкультурники. У каждого сложилась метода, у каждого свое представление о том, в чём силён, а куда и не лезть бы. Ты наблюдай за ними внимательней, это и твои университеты. Работа старшего тренера — не только и не столько со свистком у беговой дорожки стоять да в квадраты расставлять. Правильно использовать то, что у тебя есть, не испортить, да улучшить, где можно — вот она, самая гроссмейстерская задача! Я-то, старая перечница, уж в гроссмейстеры не тяну. Тебя с Трояновским упустил, не сумел приставить к делу с толком, да и решил — гори оно…

— Кто ж не ошибается, Олег Саныч. Да вы…

— Давай уж на «ты», Васильич. Мы с тобой теперь нюх в нюх скачем, а не один другого погоняет.

— Неловко…

— Всё ловко. Неловко — это если тебя игроки при всех Валеркой станут кликать и потешаться. Порядок должен быть!

— Ну, — Лобановский силился выдавить из себя непривычное обращение к человеку, которого, как ни крути, глубоко уважал, пусть и не любил, — ты, Саныч… не наговаривай на себя. Я в сравнении с тобой ещё третьеразрядник, не все фигуры-то наизусть помню, как ходят.

— А, может, пришло время новые правила придумывать, а не разучивать классику? Когда от тебя е два — е четыре ждут, а ты цоп доску и хрясь по темечку… — сморщенное, как печёное яблоко, лицо Ошенкова затряслось мелким стариковским смехом. Валерий первый раз за вечер искренне улыбнулся — правда, тут же и скис. Пришло время говорить про неприятное.

— Саныч, прощения хочу попросить. Неладно вышло с Евсеенко. За Трофима Атаман уже с Губичем расквитался, и с Зимы проценты взял, но…

— Оставь, Васильич, считай — замяли. Арбитр на сей раз наказал, как причитается. Удаление дал, пенальти в наличии — чего ж ещё? Да и обошлось там, благо Станислав у нас в весе пера, и жилистый. А вот кому порыхлее Масик ваш своей сваей мог бы пузо и до хребта промять. Ты уж проработай его — негоже ведь так очертя голову-то.