Мякин

Мякин тихонько, чтобы не шуметь, прошёлся несколько раз от двери к окну, разделся и снова лёг, закрыл глаза и стал представлять себе, как бы он руководил конторой, если бы не заболел. Во-первых, он заставил бы всех отчитываться за неделю о проделанной работе, да не так, как это было заведено у Герасима Ильича. У Герасима Ильича отчитывались устно, говорили неконкретно, путались, повторялись, а Герасим Ильич под настроение принимал эту болтовню. Мякин всё бы переделал. Все бы писали отчёты на специальных бланках, и слукавить, выдать работу прошлой недели за текущую уже было бы нельзя. И тогда отчёты точно бы показали, кто на что способен. Потом бы он предложил… Вот именно: настоятельно предложил, а может быть, даже потребовал одеваться для работы скромно, по-деловому, а то бородач всё время является в контору в каком-то вытянутом свитере, а в тёплое время года позволяет себе появляться даже в футболке непонятного цвета. А Раиса со своим вечным декольте… Не должна секретарша солидного заведения так сверкать голыми телесами! Герасим Ильич ей многое позволял. А ещё бы он, Мякин, всё-таки заставил её не называть себя Мякишей. Но она так и не приняла его условия и продолжала называть его Мякишей.

Мякин открыл глаза, взглянул на часы — стрелки показывали половину второго. До утра оставалось ещё масса времени. Мякин подумал: всё же почему конторские так сопротивлялись его новому порядку? Ведь он хотел как лучше, а получалось всё хуже и хуже. Его указания выполнялись плохо, а иногда вовсе игнорировались. Последний отчёт ему пришлось готовить самому, словно он и не был руководителем. Бородач, которому он поручил составить общую записку, просто внаглую стал сопротивляться, постоянно переспрашивать, как сделать это и то, — и Мякину в конце концов из-за того, что время поджимало, пришлось эту работу сделать самому.

«Не получился из меня начальник», — сделал вывод Мякин и на некоторое время успокоился. Мысли в шумной голове как-то не фиксировались, и он как будто задремал.

Он открыл глаза, когда за окном погас свет. Мякин взглянул на часы. Три часа ночи.

«Они из экономии в три часа ночи отключают уличное освещение?» — подумал он и почувствовал, что в ногах на его постели кто-то сидит.

Мякин присмотрелся и обнаружил в тёмном силуэте фигуру тощего. Тот сгорбившись сидел на самом краешке и смотрел на Мякина.

— Что, не спится? — спросил он тощего.

Тот молчал и только тихонько качал головой. Мякин поджал ноги под себя и снова спросил:

— Вы не спите? Как вы себя чувствуете?

Тощий встал, включил большой свет и, по обыкновению, заходил кругами по палате.

— Ничего себе индивид два! — повторял он на каждом новом круге.

Мякин вытянул ноги и осторожно, так, чтобы не помешать тощему, исподволь наблюдал за ним. Тощий продолжал движение и иногда, внезапно остановившись, бубнил одно и то же:

— Ничего себе индивид два!

Мякина заинтересовало, сколько же кругов сделает тощий, и он стал про себя считать: «Один, два, три, четыре…» Когда цифры перевалили за двадцать и Мякин заметил, что тощий начал тяжело дышать, он снова спросил:

— Как вы себя чувствуете?

Тощий остановился, немного отдышался и, оглядев палату, изрёк:

— Вам, наверное, нравится здесь, поэтому вы и спите.

— А что, здесь нельзя спать? — спросил Мякин.

— Я же вам говорил: здесь персоны, а вы индивид. Разве это трудно понять?

— Понять-то можно, но спать тоже необходимо, иначе сильно заболеешь, — возразил Мякин.

— А как же персоны? Они только того и ждут, чтобы мы заснули и не просыпались, — ответил тощий и задумался. Затем он сел на свою постель, прилёг на минуточку, снова вскочил и произнёс: — Они хотят, чтобы мы все спали, — им тогда легче будет с нами справляться. Это же ясно как день! Вот сейчас ночь, темно, а день… Будет светло. Разве это непонятно?

— День и ночь, понятно, — согласился Мякин. — Но не кажется ли вам, что они, эти ваши персоны, ночью спят и уж никак во сне нам повредить не могут?

— Во сне вредить… — Тощий надолго задумался — видимо, эта мякинская мысль была для него слишком сложной.

Через некоторое время тощий повторил:

— Во сне вредить нельзя, — и снова замолчал.

— Вот видите. — Мякин решил перехватить инициативу. — Раз они ночью спят, то уж ночью мы можем чуточку отдохнуть и уменьшить нагрузку по бдительности.

— Нагрузку… по бдительности… уменьшить… — повторил тощий. Он эту фразу произнёс медленно, делая большие паузы между словами и как бы взвешивая каждое слово, прислушиваясь к его фонетике, что-то соображал. Видимо, искал новые аргументы для своей идеи — идеи сопротивления персонам.

— Я полагаю, — продолжил Мякин, — мы с вами должны усилить бдительность днём, когда персоны особенно активны, а ночью нам необходимо расслабиться и набраться сил для будущего дня.

Тощий молча слушал, и, кажется, у него не было возражений.

— Если мы с вами, два индивида, объединимся на основе этой концепции, то им нас не победить, — Мякин специально обозначил свою мысль как концепцию — ему показалось, что тощему понравится такое непростое слово.