Мятеж

Не век мы будем воевать. Уж близко время, когда разойдется по домам Красная Армия, разбив врага на последних участках. Останется только охрана республики. Мы вернемся с вами к труду, к мирному труду, которым жить хотим, - к пахоте, к заводу и фабрике, ко всякой иной работе. Ведь не вечно же будем мы воевать, - мы воюем лишь для того, чтобы начать скорее трудиться. Для труда воюем, для мирной жизни. И когда вернемся, как дорог нам будет каждый поломанный винтик, как пожалеем мы, что он поломан: все пригодится, все потребуется, обо всем станем горевать, когда вернемся к труду. Пока война, где тут охранять и заботиться об этих винтиках, - тут, конечно, многое гибнет неизбежно и даже с пользой для конечной цели. Там над винтиками думать некогда, а теперь - проникнитесь теперь, товарищи, этой заботливостью, этой бережностью, которая поможет нам преодолеть трудные времена. Помогайте ревкомам, советам, гражданским работникам: поймите, что у них и у нас интересы одни, что работать надо сообща. Надо нам срастить фронт и тыл, так срастить, чтобы поняли мы друг друга и чтобы дальше не было тех непримиримых разногласий, что были до сих пор, в боевую страду, когда подчас тянули каждый к себе, один с другим не считался, один другого слушать не хотел, смотрел на дело только с своей колокольни. Ближе друг к другу. Сращивайте фронт и тыл, красноармейца с крестьянином, киргизом, казаком, с городским работником. Объединимся. Используем эту, быть может, кратчайшую передышку с пользой для дела, отдадим свои силы на хозяйственный фронт. Дружескими усилиями - вперед, товарищи, к труду!

Такими элементарными разъяснениями старались мы бередить армию и область. И не без пользы. Особенно там, где имелись надежные ребята. Никаких перебросок пока не затевали. Торопились на местах стоянок найти работу и поставить на нее бездельничавшие, разлагавшиеся от безделья полки и батальоны. С ропотом, с протестами, нехотя, бранясь и проклиная порядки и непорядки, заворочалась семиреченская армия, зашевелилась, полегоньку стала внюхиваться в то, к чему ее, ленивую и ворчливую, подводили.

- А слышь, браток, на ерманский фронт, надо быть, отсылать станут.

- Каво?

- Вот те каво - всех, а нас с тобой первым делом.

И красноармеец ухмыльнулся, сощурив лукаво глаза, высматривая - какое впечатление на собеседника произведут его хитрецкие слова.

Развалившиеся около, дремавшие товарищи приподняли головы:

- Брешешь, гад!

- А и не брешешь! Приказ на дивизию получен, будто поработать немного, а там и в дорогу собирать, на ермакскую...

- Какой там ерманский, - нет его вовсе...

- То-то есть, - уверял зачинщик разговора, - мы тут живем - ничего не знаем, ан и есть он, ерманский-то, да, надо быть, поляки все...

- Поляки?

- Поляки. И всю силу гонют туда. И нас туда. Из Ташкенту прибег земляк на Косую горку, сказывал, что силы гонют туда видимо-невидимо, потому - поляк...

- Гм... Ето што-то, тово... Только мы свое дело, братцы, сделали баста!

- Знамо... Вот ищо!.. Ну, так уж...

- Тоись во как сделали, а?

Вздернулись задорно носы, носищи и носишки на самодовольных загорелых, обветренных лицах.

- Вон она, поляк-то, - пишут из деревни, что ни на што не похоже, развалилось все: чинить некому, покупать не на что, а и жрать нечего подходит...

- Так зато - разверстка, - ввернул кто-то ядовито.

- От она, ета разверстка, все кишки наружу вывернула, последний, можно сказать, хлеб начисто отбирают... Сукккины дети!..

- Тоись грабеж один - и удержу нету никакого. Вот придем, мы им покажем разверстку, мы им...

Говоривший скрежетнул зубами и глазами досказал давно перезревшую мысль.

- Алешка, подь-ка сюда, - окликнул он стоявшего поодаль паренька, ты вот в партию записался, подлец, ну, а как ты нащот разверстки, - што же, так грабить и будут?

Алешка в партию недавно попал за компанию с другими, а насчет разверстки и сам думал заодно с ними.

- Так вот уж скоро по домам - мы там сами распорядимся...

- Да, вот, сами, а пошто теперь без нас все у семейства отымають?

- Так это уж распоряженье такое, - сопротивляется чуть-чуть Алешка...

- Черт его подери, это распоряженье, а нам надо, чтобы вовсе изменить его. Так ли говорю?

Беседовавшие красноармейцы бурно выражали говорившему свое одобрение и согласие...

- И нечего нас тут держать.

- Потому окончили все, - вставил угрюмо сосед, - а раз окончили, нету казака, - значит, и по домам. Что тут мокнуть?

- Все одно, братцы, на дому будем, да, может, оно нескоро, а бы надо теперь... Теперь надо, потому - весна, вон она, пахота, пришла, а кто там пахать без нас обойдется?

- Верно... Известно дело... Правильно, робя...

- Потому и требовать надо, - продолжает ободренный оратор, - чтобы окончили разом всю канитель да отпустили, а не отпустят, мы и сами уйдем...

- Айда, ребята, до командира...

Все вдруг зашевелились, повскакали на ноги. Кучка давно уже обросла слушателями, превратилась в густую толпу.

- И нечего там рассусоливать, - сказать ему натвердо, что идти, мол, никуда не хотим, а делать нам тут нечего, потому, мол, в деревне дело есть...