Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический»

Не тратили времени даром и в противоположном лагере. До сих пор историками не изучен вопрос об избранной мятежниками тактике встречи правительственной эскадры. Фельдман в своих мемуарах пишет, что он предлагал остановить ее на горизонте, передав приказ стать на якорь, затем послать миноноску для ареста офицеров, а встретив отказ, открыть огонь по кораблям. При этом ему возражали другие члены комиссии во главе с Березовским Они были уверены, что эскадра первой не будет стрелять в «Потемкин», а если только «Потемкин» откроет огонь, то тогда и эскадра его тоже откроет. Каким был итог совещания, неизвестно, вполне возможно, что никаким. В своих воспоминаниях Березовский почему-то обошел этот немаловажный вопрос молчанием. Поручик Коваленко и матрос Перелыгин в своих воспоминаниях пишут, что выступали против открытия огня. Фельдман лее утверждает, что прошло его предложение, хотя впоследствии он якобы и понял его ошибочность. Кроме всего прочего, Фельдман и Березовский якобы придумали особую «военную хитрость»… вызвать на борт адмирала. «Комиссия рассчитывала, — вспоминал Фельдман, — что это требование вызовет негодование адмирала и заставит его отдать приказ стрелять по “Потемкину”, что неизбежно должно было вызвать восстание на кораблях эскадры». Удивительно, но Фельдман, сам того не понимая, хвастается придуманной им провокацией!

По воспоминаниям Коваленко и показаниям врача Галенко, комиссия решила начать бой только в случае явно враждебных действий эскадры, а если исход боя окажется роковым для «Потемкина», взорвать броненосец и погибнуть вместе с ним. «Такое решение, — рассказывает Коваленко, — сейчас же было сообщено всей команде, которая единодушно одобрила его». В последнем я весьма сомневаюсь — желания погибать за идеи революции команда «Потемкина» не выказывала ни в прошлом, ни тем более в будущем Могли быть красивые слова, но не более того. О настроение потемкинцев перед возможным боем лучше всего говорят факты, а они таковы. Серьезный инцидент произошел со старшим врачом «Потемкина» Галенко, который в преддверии возможного боя с эскадрой вместе с санитарами перебрался на портовое судно «Веха» и забрал с собой все медикаменты. Доктора и медикаменты вернули силой. Историки признают и тот факт, что перед выходом в море сверхсрочники-кондукторы попробовали вызвать панику среди новобранцев, но их попытки успеха не имели. Таким образом, можно говорить о начале достаточно серьезных волнений в команде и ее окончательном разделении на тех, кто не желал продолжения мятежа, — часть команды во главе с кондукторами, и другую часть во главе с Матюшенко и его одесскими подельниками.

И. Лычев вспоминает: «Было решено не открывать огня первыми. И это решение, явившиеся следствием нашей общей неправильной тактики, было ошибочно». На самом же деле это было, вероятно, одно из немногих вполне разумных решений, принятых на «Потемкине» за все дни мятежа.

Днем раньше на «Потемкин» прибыл некий социалист Лазарев, которому Фельдман с Березовским поручили следить за действиями прапорщика Алексеева, чтобы не допустить предательства с его стороны. Однако перед самым выходом в море Лазарев (историками он считается членом Одесского комитета большевиков) отпросился на берег и обратно на броненосец уже не вернулся. Таким образом, прапорщик Алексеев оказался без соглядатая. Перед выходом в море прапорщик Алексеев загодя отказался командовать кораблем в случае боя. Он заявил, что болен, просил отправить его на берег. Но Матюшенко силой заставил Алексеева идти в боевую рубку, пригрозив расправой.

Что касается прапорщика Алексеева, то он не был кадровым флотским офицером, а был призван в военно-морской флот лишь с началом Русско-японской войны в марте 1904 года. Военная служба Алексеева абсолютно не прельщала, а потому он спал и видел, когда же вернется на родной торговый флот. По существу, Алексеев никаким настоящим офицером и не был, а являлся обыкновенным штурманом торгового флота, вынужденным носить на плечах чуждые ему погоны лишь по случаю войны. Забегая вперед, скажем, что после окончания мятежа Алексеев с великой радостью покинет осточертевший ему военный флот и вернется на свой старый торговый пароходик.

* * *

Но вернемся к событиям 17 июня. Ранним утром на «Потемкине» перехватили радиограмму: «Ясно вижу. “Ростислав”», потом еще одну. «Мы телеграфируем вам на расстоянии 5…» Было очевидно, что эскадра уже близка. Матюшенко, Фельдман и Березовский решили отправить в разведку захваченный накануне в порту портовый ледокол «Смелый». Н него перебрались 12 человек во главе с верным матюшенковцем Резниченко. «Смелый» отправился к Тендре. Уже через десять минут он обнаружил отряд Вишневецкого. Ледокол тоже заметили и дали сигнал остановиться. Но он продолжал следовать прежним курсом. За ледоколом был отправлен миноносец, но затем Вишневецкий вернул его обратно, решив не отвлекаться на мелочи.