Мятеж реформаторов: Когда решалась судьба России

В воспоминаниях Розен рассказывает о своем приходе в каре восставших очень близко к тексту показаний — и тут обнаруживается суть происходящего. "Взъехав на Исаакиевский мост, увидел густую толпу народа на другом конце моста, а на Сенатской площади каре Московского полка. Я пробился сквозь толпу, пошел прямо к каре, стоявшему по ту сторону памятника, и был встречен громким "ура!". В каре стоял князь Д. А. Щепин-Ростовский, опершись на татарской сабле, утомившись и измучившись от борьбы во дворе казарм, где он с величайшим трудом боролся: переранил бригадного командира В. Н. Шеншина, полковника Фридрихса, батальонного полковника Хвощинского, двух унтер-офицеров и наконец вывел свою роту; за ней следовала и рота М. А. Бестужева 3-го и еще по несколько десятков солдат из других рот. Князь Щепин-Ростовский и М. А. Бестужев ждали и просили помощи, пеняли на караульного офицера Якова Насакина, отчего он не присоединялся к ним с караулом своим? Я на это подтвердил им данную мною инструкцию накануне. (Насакин был на совещании 11 декабря, и Розен 13-го числа просил его, как караульного начальника при Сенате, охранять вход в здание, пока оно не потребуется восставшим. — Я. Г.) Всех бодрее в каре стоял И. И. Пущин, хотя он, как отставной, был не в военной одежде, но солдаты охотно слушали его команду, видя его спокойствие и бодрость. На вопрос мой Пущину, где мне отыскать князя Трубецкого, он мне ответил: "Пропал или спрятался, — если можно, то достань еще помощи, в противном случае и без тебя тут довольно жертв"".

Было около двенадцати часов дня. Конная гвардия еще не вышла из казарм, а 1-й батальон преображенцев еще находился на Дворцовой площади. Московцы стояли у Сената, окруженные только возбужденной толпой.

Розен бросился обратно в казармы своего полка.

Проведенное на следующий день после восстания полковое следствие выяснило, что "штабс-капитан Репин был в каре мятежников, во все время бунта уезжал и приезжал, и многих проходящих уговаривал к ним пристать".

Сам Репин на первом допросе скупо

показал: "В день 14-го числа, услыша, что на площади есть шум, я пошел в шинели на оную, чтоб увидать, в чем оный состоит. Придя, нашел Московского полка карей, кричащий "ура!". Я подошел к карею и от оного поехал в свой полк, интересуясь, что в оном делалось".

Репин точно обозначает свои действия, не открывая их смысла. А смысл в них был, и немалый.

Вильгельм Кюхельбекер показал, что на площади, возле каре московцев, поручик Финляндского полка Цебриков, сочувствующий тайному обществу, "уговаривал Рылеева еще раз съездить в Финляндский полк".

Штейнгель показал: "В 7-м часу вечера (14 декабря. — Я. Г.) пошел я к Рылееву, коего спрашивал, был ли он там (на Сенатской площади. — Я. Г.); он сказал, что ездил токмо уговаривать Финляндский полк…"

Все три поездки — Розена, Репина и Рылеева — произошли приблизительно в одно время — от четверти первого до четверти второго. Они должны были встретиться у казарм. Так оно и было, ибо существует документ, фиксирующий эту встречу.

Держа в памяти показания Розена и Репина, а также свидетельства о поездке Рылеева в Финляндский полк, прочитаем этот документ — записку генерала Головина о расследовании поведения полковника Тулубьева: "Касательно баталиона л. — гв. Финляндского полка, по расспросам у всех ротных командиров, оказывается, что баталион выведен был из казарм до получения еще через генерал-адъютанта графа Комаровского высочайшего повеления, точно по приказанию баталионного командира полковника Тулубьева; что в то же время приехал к казармам капитан Репин, рапортовавшийся до того больным, который, разговаривая с полковником Тулубьевым, сказал между прочим вслух, что граф Милорадович убит, а Шеншин и Фридрихе ранены; что в сем разговоре их будто бы участвовал поручик 6-го Розен, еще неподалеку от них, по словам капитана Титова, находился будто бы какой-то человек во фраке, приехавший с Репиным, который, казалось, также принимал тут некоторое участие, хотя стоял в отдалении, и капитан Титов полагает, что едва ли это не был Рылеев, с которым Репин всегда был в тесной дружбе. Потом баталион был отпущен в казармы по приказанию полкового командира, полученному через поручика Грибовского, который нарочно послан был от полковника Тулубьева в Зимний дворец.

Полковник Тулубьев со своей стороны утверждает, что он баталион вывел из казарм под ружье, не приказывая, однако же, брать с собою боевых патронов, по известию от полицмейстера Дершау, что Московский полк, взбунтовавшись, вышел на Исаакиевскую площадь и стреляет, что сие известие передано ему было через полковника Окулова и что баталион вывел он на тот конец, чтоб иметь его в готовности под глазами. Что капитана Репина он точно видел на улице, но особо с ним ничего не говорил, а что он сказал ему громко при многих офицерах по-французски: "Милорадович ранен…" — и потом по-русски: "Кровь наша, полковник, льется, помогите!" Больше же никакого он разговора с ним не имел, и во фраке никого тут не видел, и не знает, был ли кто.