Мятежный дом

Но ближе к финалу концерта танцы становились все медленней и изящней, песни — все более лиричными и спокойными, и Дик понял, что Баккарин все сделала правильно, что она на своем месте. Он наблюдал теперь за садом, где собрались зрители.

Отыгравшие свою часть девушки уже спустились туда и беседовали с гостями. Дик увидел двух братьев Ройе — рыжеволосые великаны выделялись в любой толпе. Поискал глазами Нуарэ — и обнаружил того беседующим с темнокожей и светловолосой женщиной, которая сняла свою маску и нервно похлопываюла ею по бедру.

У женщины было лицо Вавилонской Блудницы, стоящей в саду «Горячего поля».

— Идем, наша очередь, — Мира дернула его за рукав. Как хакобия, Дик должен был внести на сцену инструменты: джитар для Баккарин и цимбалы для Миры. Сделав свою работу, он занял позицию справа от Баккарин и чуть позади, привстал на одно колено, взял барабанчик наизготовку.

Он смотрел на Баккарин — а потом туда, куда не смотрела, настраивая джитар, она. Там к высокой женщине с лицом Вавилонской Блудницы присоединился долговязый мальчик. Красивый и похожий на Сэйкити.

Дик не успел отвести глаза и заметил, что женщина указывает юноше прямо на него.

— Не отвлекайся, — прошипела Мира. Баккарин надела на пальцы костяные плектры и показала, что готова. Роза и Лин вышли вперед для танца.

С первыми тактами музыки Дик ударил в барабанчик, девушки взмахнули рукавами и пошли по «цветочной дорожке» навстречу друг другу, то слегка подпрыгивая, то вскидывая ноги, как феи в лунном луче. Дик старался не отвлекаться на них — даже простейший ритмический рисунок, которому его научили, требовал полного сосредоточения.

Баккарин запела:

Свет луны к самым дальним берегамМоре по водам несёт.

И в этой серебристой тишинеМы погружаемся в сон.Где среди вороха грезИщем в кромешной ночиПризрак людского теплаПод одиноким дождем.

Вот здесь нужна была ударная дробь, которую Дик так часто проваливал, что удивился сейчас, когда получилось.

Голос Баккарин, далеко не такой изумительный, как у Бет, набрал силу и покатился волной на слушателей:

Если тело рассыплется в прах —

И тогда не закончится бегК уходящему краю земли,

Где раскинулся радужный мост!

Пальцы Баккарин жили отдельной жизнью — полной страсти, которая придавала движениям силу и точность, превосходящую все, что могут дать дисциплина, мастерство и расчет. Дику это ощущение было знакомо. Ох, как знакомо!

Баккарин была настоящей, большой артисткой. Бет, при всех ее данных, до Баккарин надо было расти и расти — она рассыпала свой талант щедро и бестолково, словно разбрасывала горстями драгоценные камни. Баккарин же владела одной-единственной драгоценностью, которую она заботливо шлифовала и умела преподнести в самом выгодном свете. Голос Бет искрился как бриллиант, голос Баккарин был подобен яшме с ее внутренним, скрытым богатством оттенков, лишенным блеска, но полнымя тепла.

Дик задумался о своем, чуть соскочил с ритма — но таких умелых исполнительниц как Баккарин и Мира, к счастью, сбить не мог. Получив от Миры гневный взгляд, он поправился, а зрители, кажется, и вовсе ничего не заметили.

Пересчитывая времени пески,

Что понимать я могла?

Заплутав среди призраков и снов,

Скованная немотой.

Но чей-то пристальный взгляд

Душу настиг и потряс,

В пламя цветов и страстей

Сердце холодное вверг!

К уходящему краю земли,

Словно рана, ползет колея.

Пусть молитвы и клятвы мои

Охраняют тебя на пути.

Если тело рассыплется в прах —

И тогда не закончится бег

К уходящему краю земли,

Где раскинулся радужный мост!

Странной была реакция людей, когда песня смолкла, а танцовщицы присоединились к музыкантам в поклоне. Люди явно жали чего-то, и лишь когда высокая женщина несколько раз хлопнула в ладоши, сад позволил себе разразиться аплодисментами.

— Выйдем отсюда — прибью, — прошептала Мира, ущипнув Дика за кисть руки.

Это еще надо выйти, подумал Дик. А когда ты выйдешь, тебе будет не до меня. Ты будешь рада, что вообще ноги унесла.

Они спустились со сцены, уступая место следующей группе — как раз подруге Баккарин из «Запретного сада».

— Ран, — сказала Баккарин. — Принеси подарок.

Юноша притащил из-за сцены перевязанный лентами контейнер с полудоспехом Огаты. Это чудо весило двадцать пять килограмм — жестоко заставлять хрупкую женщину (ну ладно, не такую уж хрупкую — но все же…) таскать четверть центнера, на то и есть хакобия. Дик поднес контейнер сыну Огаты и подал на вытянутой руке.

— Поставь, — тихо сказал подросток. — И убирайся.

Про такие глаза говорят «если бы взгляды могли убивать…» Дик опустил контейнер, поклонился мальчику — и отошел в сторону.

— Анибале, — Баккарин как-то несмело протянула руку и коснулась плеча своего сына. Парень был выше матери на голову, а Дика — так и на все полторы.

— Сударыня, — хрипловато сказал парнишка и слегка поклонился.