Мятежный дом

— В последнее время ты вел себя совсем не как враг. Кстати, почему?

— Я не буду вам объяснять.

— Ладно, я не настаиваю. Еще возражения есть?

— Есть. Я никто. Ройе или господин Кордо или этот ваш Кимера — они уважаемые богатые люди. За ними пойдут многие. За мной никто не пойдет, кроме гемов.

— Во-первых, ты ошибаешься. За тобой пойдут. И пойдут именно потому, что ты никто. Мелкие кланы боятся поглощения. Крупные боятся потери контроля, — Аэша Ли докурила и снова выбила трубку. Дик решил, что такое курево нерентабельно: три-четыре хорошие затяжки — и все.

— Так что если на этом твои возражения закончились, я тебе скажу, что они не стоят и капповой шелухи. Если дело только за этим, то ты годишься по всем статьям. Осталось назначить цену.

— Леди Констанс, — Дик сглотнул табачную горечь. — Ее сын. И брат. Вы из переправите на любую из нейтральных планет. И они должны быть в полной безопасности.

— Вот что я тебе скажу, дорогой, — госпожа Ли аккуратно собрала свои курительные принадлежности в кожаный пенальчик и упрятала его обратно в рукав. — Назначать цену и торговаться нужно уметь. Допустим, я бы согласилась — и сделала все как обещала, а через две недели на этой нейтральной планете их бы шлепнули Брюсы? А ведь я могла бы — чисто теоретически — принять твое условие и поступить именно так… И что бы ты делал? Вот что, малыш. Если ты готов драться за них — я передам их в твои руки. Вот это будет честная сделка. И дальше уже поступай как знаешь. Годится?

Дик скверно улыбнулся.

— А когда они окажутся опять в моих руках, — сказал он, — куда мы сможем податься? Где мы спрячемся, если вы нам не поможете?

— Именно, — промурлыкала глава синоби голосом доброй бабушки. — Ты назначил ценой своего сотрудничества как раз то, что сделает его… практически рабством. Я же говорю — нужно уметь назначать цену. Сейчас леди Констанс в полной безопасности, и Брюсы вряд ли получат ее в ближайшее время. Переговоры затягиваются, поскольку, во-первых, синоби их саботируют потихоньку, а во-вторых, Брюс не дурак и прекрасно понимает, что мы хотим его замазать в этом деле — а ему замазываться никак не с руки. Он дал бы очень много, чтобы убийство организовали мы сами, а мы делаем невинные глаза и говорим, что лично у нас нет причин против нее враждовать, а уж как они решат вопрос — нам безразлично. А сами между тем подталкиваем Шнайдера к старому варианту: вернуть ее мужу за выкуп. Нам ведь все равно, какого имперского доминатора шантажировать. Но вот для нее это не вариант, сынок. Потому что Шнайдер и Совет Капитанов согласятся передать ее в руки мужа только на одном условии: чистка памяти. Причем полная, не полировка подлинных воспоминаний вложенными, как у гемов, а необратимая.

— Что это значит? — не понял Дик.

— Ну, как бы тебе понятно объяснить, если я сама не нейротехник… Если представлять себе механизм запоминания в нашем мозгу, то информация у ас записывается так: некоторые клетки как бы цепляются хвостиками друг за друга. Это примитивно, но я сама способна понять нейрофизиологию только на этом уровне. Так вот, мы никогда не можем сказать, какая именно информация содержится в каждой конкретной цепочке клеток, связанных хвостиками. Мы можем сказать только — когда эта связь установилась. С точностью до часа и минуты. Чистка памяти — жестокая процедура, в ходе которой нейрощупы разрывают эти хвостики. Клетки при этом гибнут. Информация исчезает невосстановимо. Чтобы гарантировать себе безопасность, мы должны будем разорвать все, что образовалось в течение последнего года. И риск зацепить при этом нечто важное повышается. Если бы речь шла об информации, записанной в последние два-три часа — такие чистки переносятся безболезненно. Но целый год… Большие омертвевшие участки коры… Она неизбежно забудет многое из того, что не имеет к нам никакого отношения — потому что через эти участки пролегали другие связи… Она может не узнать мужа. Не узнать сына…

— Что же вы предлагаете?

— Протянуть время до того момента, когда нам уже не нужно будет скрывать местонахождение Картаго, — сказала женщина. — И отправить леди Констанс чрезвычайным послом в Империю.

— Это сколько? Пятнадцать лет? Двадцать?

— Уверяю тебя, дитя: даже двадцать лет плена лучше, чем глубинная зачистка памяти.

— Можно подумать, вы пробовали то и другое — и можете сравнивать.

— Можно подумать, могу, — жестко ответила женщина. — Мне в юности довелось пережить глубокое сканирование. Я потом год не могла запомнить, где у меня правая рука, а где левая. А с Моро ты и сам знаком.

— Моро? — удивился Дик.