Мяу

Мужчина открыл дверь ключом. Ильдар выглядел измотанным, но, завидев вышедшего навстречу сына, устало улыбнулся, как альпинист покорённой вершине.

— Привет, пап!

— Привет! Никто не приходил? Не звонили в дверь?

— Ходил какой-то распространитель. Я не открыл.

— Откуда тебе известно, что распространитель? — взвился, как костёр Ильдар.

— Он разговаривал с соседями. Предлагал дешёвый интернет и телевидение.

— Ты кушал? — у отца полегчало на душе.

— Нашёл в морозильнике пельмени. Сварил. Ждал тебя!

— Руки помою!

— Я звонил маме! Мы поболтали, — сообщил Салават, когда отец присоединился к нему за столом.

— Как она себя чувствует?

— Хорошо. Она сказала, чтобы ты отдохнул и не приходил сегодня.

Ильдар благодарно кивнул. Эта была реакция механизатора, которому в уборочную страду разрешили проведать старых родителей Бессонная ночь и изматывающая неделя превратили его в робота, механически исполняющего обязанности.

— О выписке говорила?

— Да, папа! В пятницу должны выписать.

— То есть завтра?

— Завтра.

— Нам надо сходить к адвокату. Вениамин Николаевич желает поговорить. Мама ничего не знает. Ты ей что-нибудь рассказал?

Ильдар допил мясной бульон, плескавшийся от доеденных пельменей. Задумчиво посмотрел на сына.

— Вроде нет! — подумав, пожал плечами Салават. — Она спросила, почему мы гуляли возле закладки, а я ответил, что мы проходили мимо.

— Что ещё маму интересовало?

— Она сказала, что больше никуда не отпустит. И про ночёвки с друзьями могу забыть.

— Правильно сказала! — заочно согласившись, вслух произнёс Ильдар. — Ты на домашнем аресте. Дай Аллах, чтобы ограничилось этим и ничем более! До завтрашнего дня подумаем, какие грани твоего глупого и безрассудного поступка ей приоткрыть.

Он отложил тарелку. Салават поднялся, чтобы убрать посуду, но отец схватил его за руку.

— Позднее помоешь! Сядь!

Салават повиновался.

— Ты принимал с Ильёй наркотики в воскресенье? — спросил отец, вкрапив долю досады, из-за того, что вынужден задавать подобный вопрос и ещё потому, что заведомо знал ответ.

— Нет!

— Нет?! — его рот остался открытым от удивления.

— Нет! — Салават не отвёл взгляда, как обычно поступают, уличённые во лжи, люди.

Ильдар подумал, что неправильно задал вопрос, который Салават понял двояко. Он решил вычленить корень.

— Ты принимал наркотики в воскресенье — один?

Салават понял отца с полуслова. Поэтому ответил развёрнуто, чтобы обрубить скользкие лохмотья недомолвок.

— Нет, папа! В воскресенье ни с Илюхой, ни один я не принимал наркотики.

Воцарилось молчание. Голова Ильдара работала с чудовищным торможением. Он долго не отвечал, муссируя и раскладывая в мозгу слова сына. Одно отец понял предельно ясно — Салават не находился под действием «мяу» воскресной ночью. Наименование запрещённого вещества ему забылось, но сленг проявился, как фото в ванночке под красной лампой. Ещё он понял, что большая проблема побледнела и осыпалась, как ёлочка, которую не успели убрать после старого, нового года. Мужчина почувствовал, то небольшое облегчение, словно поменял тесные ботинки на разношенные тапочки.

— Хорошоооо! — протянул Ильдар, чтобы нарушить тишину и донести до сына мысль, что разговор не окончился.

Однако именно образовавшаяся растянутая пауза подала Салавату импульс. Он заботливо погладил отца по плечу.

— Папа, ты устал! Поспи пару часов! Когда проснёшься — расскажу.

Ильдар признал, что сын рассуждает здраво. Он мог уснуть прямо за столом, как пьяница, уронив голову в тарелку. Приложив усилие, мужчина поднялся на ноги. Добравшись до дивана на полусогнутых ногах, он свалился мешком. Однако его утомлённое сознание не давало покою. Оно сию же минуту желало знать всю правду, потому что трое бесконечно долгих суток терзалось от неизвестности. И вот теперь, когда наступило время выслушать от Салавата развёрнутой, как книга, листы истории, у него закончились силы. Это было несправедливо, до слёз обидно, будто сломал дорогой бур на заключительном отрезке строительства. Ильдар собрался и позвал его по имени.

— Салават?!

— Я думал, что ты уже спишь! — улыбнувшись, молодой человек присел в ногах отца.

— Тогда скажи мне…, — он собрался с силами, как штангист, и с неимоверным усилием разлепил глаза. — Почему ты отказался от освидетельствования? Почему не позволил взять анализы?

— Да, я не захотел, папа, потому что …,