Читаем Миф о русском дворянстве полностью

Западные ученые зачастую либо отрицают сам факт существования в России настоящей сословной системы, либо допускают ее существование только с 1785 г.{38} Настоящими сословиями эти исследователи считают только социальные группы, идентичные существовавшим на Западе в Средние века и в начале Нового времени, которым закон обеспечивал известную защиту от произвола монарха и за которыми закреплял корпоративные политические функции. Тот факт, что на Западе сословия обладали такими правами и представляли собой составную часть не только социальной структуры, но и политической системы (на основе сословного представительства действовали парламенты, сеймы, ландтаги на всем пространстве Запада — от Атлантики до Вислы), был результатом уникального стечения исторических обстоятельств, определивших формирование этого общества. Ни в каком другом обществе подобного стечения обстоятельств не было и соответственно не возникло такой сословной системы. Западную сословную систему следовало бы рассматривать не как образец для всех сословных систем, а скорее как отклонение от нормы.

Другим результатом этноцентризма современных западных историков — прежде всего англоязычных — является перевод термина «дворянство», который с последней четверти XVIII в. стал общепринятым наименованием служилого сословия России, как «gentry»{39}

. Логика такого использования этого термина понятна — показать, что подавляющее большинство дворян по уровню богатства, образа жизни и близости к центрам власти гораздо больше напоминали сельских землевладельцев, известных в Англии как
джентри, чем членов аристократической элиты, которые составляли собственно дворянское сословие в этой стране. Тем не менее перевод термина дворянство
как gentry вводит в заблуждение, потому что в России не было ничего похожего на именно эту группу людей. Хотя в Англии вплоть до XIX в. джентри и дворянство образовывали неформальную группу «джентльменов», представлявших собой социальную и политическую элиту общества, ни «джентльмены», ни «джентри» не представляли собой сословия. Только титулованная знать являлась сословием и, как сословие, имела право на место в парламенте (в палате Лордов). В юридическом смысле джентри вместе с купцами, свободными землепашцами и другими образовывали «третье» сословие, представленное в палате Общин, и не имели даже ограниченных правовых привилегий, закрепленных за дворянством{40}
. В России и других странах континентальной Европы, напротив, дворянское сословие образуется совокупностью следующих социальных групп: титулованная знать плюс джентри плюс не имеющие земли и обедневшие дворяне, которых в Англии не отнесли бы даже к джентри{41}.

То, что состав российского дворянства, как и дворянства других стран континентальной Европы, отличался намного более широким диапазоном богатства, статуса и влияния, чем мы наблюдаем у английского дворянства, ни о чем не говорит, потому что такая внутренняя дифференциация была обычной для сословий. Члены любого сословия всегда отличались значительным неравенством богатства, статуса и влияния. Даже в составе высших сословий численное превосходство всегда принадлежало бедным и относительно невлиятельным. Определяющей характеристикой сословия был общий для всех его членов особый правовой статус. В этом отношении российское дворянство, несопоставимое с английскими джентри, было совершенно таким же, как дворянство в других странах континентальной Европы.

Детальнейшему описанию иерархии сословий посвящен девятый том Свода законов, составленный в 1833 г. Михаилом Сперанским и затем периодически подвергавшийся пересмотру[4]. Сословная система охватывала все христианское население Европейской России, Польши и Кавказа, а также евреев, заселявших западные окраины империи, и мусульманское население Крыма, Поволжья и Урала. Великое княжество Финляндское сохранило свою традиционную систему сословий. По закону все жители вышеназванных групп приписывались к одному из четырех сословий (в нисходящем иерархическом порядке): дворянство, христианское духовенство, городское сословие и крестьянство. Отличие иерархического порядка от принятого на Западе, где первым сословием было духовенство, может быть объяснено как традиционным предпочтением, отдаваемым государственной службе как наиболее ценимой социальной функции еще со времен Московского царства, так и природой русского духовенства[5]. Четыре основных сословия имели следующие подразделения: (1) дворянство потомственное и личное, последнее было ненаследуемым[6]; (2) духовенство православное, римско-католическое, протестантское и армянско-григорианское; (3) потомственные почетные граждане, личные почетные граждане, купцы (до 1863 г. три гильдии, после этого только две), и мещане (ремесленники и рабочие); (4) помещичьи крепостные крестьяне, казенные или удельные, принадлежавшие государству или правящему дому, посессионные, приписанные к рудникам или заводам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука