– Генерал Дислеруа – так мы называем Бога в наших краях. Это не тот Бог, которого вы величаете Богом Авраама, Исаака и Иакова. Точнее, Бог – один-одинешенек, но к нам он повернут другой стороной. Нам он является в виде линии, пересекающей небеса пополам.
– Вам… Это кому?
– Нам, нерожденным. Слышал про рай нерожденных? Сегодня ты гостил в нем. Надеюсь, тебе понравилось у нас. Генерал Дислеруа – Бог нерожденных. Вечные странники – это его любимцы. Нам предстоит рождение в Юдоли Скорбей, а им – никогда. Их бесконечное множество, и существование их блаженно. Языка у них нет, но есть религия. Они поклоняются барометру. Раз в году они оставляют его здесь, на этом острове, и потом, в ночь самого главного Праздника – праздника Пасхи, – они возвращаются за ним. То, что сегодня ты совершил с их святыней, показалось бы другим существам кощунством. Но для странников это не кощунство. Для них все, что происходит с их святыней – свято.
– Но почему я превратился в Максимку Каменного, когда перешел на другую сторону острова? – спросил Дунаев.
Сынок пожал плечами.
– Этого я не знаю. Возможно, потому, что ты и он – одно. Но ты допущен был в наш мир не из-за Максимки, а из-за нее, – Сынок указал пальцем в лоб Дунаеву. – Ради той, которую ты носишь в своей голове. Она такая же нерожденная, как и мы. Ей, как и нам, предстоит родиться в мир скорбей. Судьба наша и ее не столь проста и отважна, как судьба вечных странников. Нам предстоит рождение.
– Когда она родится? Кто будет ее матерью? – спросил Дунаев, вздрогнув.
– Ее матерью будет твоя дочь, – ответил Сынок. – Следи за дочерью и не упустишь внучку.
– Ты не врешь? – недоверчиво спросил Дунаев.
– Я говорю тебе правду. Потому что сегодня – необычная ночь. Такая ночь бывает лишь раз в году. В эту ночь стирается различие между нерожденными, рожденными и мертвыми. В эту ночь все живы и все миры открыты. Везде – лишь Бог. Смотри.
Дунаев снова оглянулся на остров – тот почти исчез во тьме, и только лесной пожар расползался по его вершине странными линиями. В какой-то момент парторг, вздрогнув, понял, что эти огненные линии складываются в две неровные буквы – X. В.
– Христос воскрес! – произнес он изумленно, и по спине пробежал радостный озноб.
– Воистину воскрес! – откликнулся Сынок. Они троекратно поцеловались.
Ощущение стремительной скорости. Линия в небесах все еще видна. Дунаев лег на дно лодки и обнял одну из девушек. Кажется, Эвелин. Мысль о том, что он обнимает существо, которому только предстоит родиться, заставила его ощутить к ней пронзительную нежность. Сынок лег с другой стороны от девушки и, кажется, заснул. Дунаев сквозь мягкие пряди волос Эвелин смотрел на медленно гаснущую линию в темных небесах. У него было чувство, что все разъяснилось. Кажется, это было счастье. Потом линия генерала Дислеруа погасла, и все ушло во тьму.
Он проснулся снова в Черных деревнях, лежа на полу остывающей бани, обнимая спящую Глашу. Вокруг снова стояла тьма, в которой он видел лишь свое собственное тело, да и то тускло. Но на душе было весело и светло – душа словно бы тоже попарилась в бане, и открылись ее поры, и свежий воздух свободно втекал в них.
Дунаев потянулся на дощатом полу, вдыхая сладкие запахи березы, воды и дыма.
Он поцеловал спящую Глашу и осторожно вышел из баньки, полной грудью вдохнул предутренний воздух.
«Хорошо! Пора, значит, в дорогу. Засиделся здесь», – подумал он.
На следующий день, когда все сидели за столом и ели, парторг спросил:
– Вчера что, была пасхальная ночь?
– Да что ты, батюшка, – откликнулась Ангелина. – Уже две недели как Красную Горку перевалили. Ты тогда весь без сознания лежал, умирал вроде как… Думали, на Светлое Воскресенье и отойдешь с Богом. Ну да Глашка выходила тебя.
– Да, спасли вы меня, хозяева дорогие. А нынче Бог в дорогу трогает меня, – произнес Дунаев и встал.
Он взял посошок, предложенный хозяевами, отказался от узелка, собранного в дорогу Глашей.
На прощанье поцеловал ее в лоб и перекрестил.
– Ну, желаю тебе родить легко. Мальчик будет. Назови Алексеем, как отца его. А когда подрастет, подари вот это. – Он протянул Глаше страницу из журнала «Звезда». – Скажи, передавал дядя Володя Дунаев. Ну, с богом.
И он тронулся в путь, сопровождаемый девчонкой-проводницей, которая взялась отвести его до Воровского Брода. Шел, обратив лицо вверх, как все слепцы. Вослед ему плыл шепоток чернодеревенских людей:
– Святой человек. По монастырям пошел, молить, чтобы мир войну отогнул.