Мифогенная любовь каст, том 2

И сразу же после этого он видит свою жену, в руках она держит цветы, на ней платье невесты, ее зовут Елена Констанция Розетти-Солеску, или же просто «Кока», она принадлежит к дворянскому роду, а он всего лишь сын книготорговца, она молода. Рядом стоит улыбающийся священник. Какой-то человек, одетый в советскую военную форму, говорит по-немецки с сильным русским акцентом, приказывая повторить еще раз обряд бракосочетания.

— Кольца у вас, — говорит священник.

Тот, кто видит сон, рассеянно опускает руку в карман (на нем костюм для охоты на кабанов) и вынимает коробочку, где должны находиться кольца. Он открывает коробочку. Там лишь одно кольцо. Углубление, предназначенное для второго кольца, пустует. Внутри коробка темно-синяя, бархатная.

— Это твое кольцо. А где мое? — спрашивает жена. Она показывает ему свою руку — на безымянном пальце след от обручального кольца, но самого кольца нет.

Она берет из коробки единственное кольцо и надевает ему на палец.

— Теперь у тебя новая жена — Россия. Ты ведь любишь Россию? — произносит жена со странной усмешкой, как бы со смесью нежности и презрения. Даже отвращения.

Он не может произнести ни слова. Он словно онемел. Он хочет объяснить ей свое состояние, объяснить, что ему трудно говорить. Поэтому он пишет пальцем на пыльном переплете одной из книг русское слово «NEMETZ», что означает — немой. Она смотрит на него и улыбается.

Внезапно у него на пальце оказывается еще одно кольцо, надетое поверх предыдущего. Это новое кольцо — раскаленное. Второе кольцо начинает тоже раскаляться. Он чувствует боль в руке и в сердце. Боль усиливается. Ему кажется, кольца сжимаются. Боль становится непереносимой, он падает на колени, пытается сорвать кольца. Но это сделать невозможно.

Перед ним на фоне ярко-желтого поля цветущей гречихи появляется странная фигура в изодранном в клочья мундире, в разорванных на коленях синих галифе, в разваливающихся сапогах, с ржавыми шпорами в виде искореженных свастик. Голова этого существа закутана в грязный пуховый платок. Лицо заплаканное, опухшее от слез. Существо неуклюже скачет (ему мешают скакать отваливающиеся от сапог подошвы) и по-старушечьи причитает пронзительным, юродствующим голоском:

Потеряла я колечко,

А в колечке — двадцать две дивизии!Уфт! Уфт! Уфт!

И оно скачет и пыхтит, скачет и пыхтит, растопырив руки, изображая то ли поезд, то ли самолет.

Существо кричит по-русски.

С ужасом он узнает в этом существе фюрера.

Боль в сердце и в руке. Боль. И нарастающее вместе с болью безумие. Кажется, нет выхода. Кажется, это конец. И вдруг, сквозь боль, сквозь безумие, неожиданно звучат русские слова: «Господи, помилуй!» Вообще-то он не знает русского. Прежде не знал. Но теперь знает. Более того, это он сам произносит по-русски «Господи, помилуй!». И сразу же становится легче. Он решительно встает с колен. Он знает, что делать. На нем уже не костюм для охоты на кабанов, а русская монашеская ряса, на голове — скуфейка из потертого темно-зеленого сукна, на груди — плоский медный крест. Он в скиту. Тускло мерцает лампада под иконами. Он оглядывается, видит в углу, возле печки, среди дров — топор. Он быстро берет его и выходит, пригнувшись, сквозь низкую кривоватую дверь. Заснеженный дворик. Снежок сладко похрустывает под ногами. И падает редкими танцующими снежинками.

Он решительно кладет палец, охваченный двумя раскаленными золотыми кольцами, на обледеневшую колоду. Губы, искусанные до крови, сами собой шепчут по-русски: «…Не введи нас во искушение…» Другой рукой он решительно поднимает топор. И видит, что это уже не топор, а меч. Он опускает меч. Дважды окольцованный палец легко отскакивает от руки и падает в снег. Облегчение. На снег, на лед льется красная, ярко красная, дымящаяся кровь. Облегчение. Снежинки робко падают на лицо. С этой дымящейся жаркой кровью уходят страх, и ненависть, и тщеславие, и гордыня, и корыстолюбие, и гнев, и отчаяние, и уныние, и тайноедение, и мшелоимство. Наступает покой. Снежинки робко падают на лицо. Одна села на бровь, смешно покалывает, холодная.

Он смотрит на палец, лежащий в снегу с золотыми, тесно обхватившими друг друга кольцами. Кажется, что это одно кольцо, но только толстое, удвоенное. Это не просто палец. Это не палец. Это Шестая армия победоносного вермахта плюс еще четыре итальянских, три венгерских и две румынских дивизии. И все это теперь остывает в снегу, медленно остывает, выброшенное, никому не нужное. Он это понимает. Но ему все равно. Он теперь русский. Русский ушедший. Русский спасающийся.