Hаум Синдаловский

Мифология Петербурга

Очерки

Путешествие в мир петербургского городского фольклора

(вместо предисловия)

Принято думать, что Петербург, возникший на пустом месте, не достигший и трехсотлетнего возраста, непростительно юный по сравнению с другими городами подобного ранга, не может иметь ни глубоких корней, ни достаточно древней родословной и как следствие – своего, только ему присущего фольклора. До недавнего времени считалось, что он и не имел его. А все, что так или иначе было похоже на фольклор, снисходительно называлось байками, которым просто отказывали в легальном существовании. В лучшем случае их не замечали, в худшем – если замечали – запрещали. Об их широкой публикации речи быть вообще не могло. Исключение составляли разве что исторические песни да современные частушки, чья жизнеутверждающая мощь должна была знаменовать высокий уровень культуры простого народа.

Между тем такой фольклор – с точным архитектурным, топонимическим, географическим или историческим петербургским адресом – появился едва ли не с самого рождения города. Он развивался в самых разных ипостасях – легендах и преданиях, частушках и анекдотах, пословицах и поговорках, загадках, считалках, детских страшилках…

Летучий по своему характеру, фольклор мог мгновенно родиться и тут же исчезнуть. Мог остаться во времени, передаваясь из уст в уста, на ходу совершенствуясь и отшлифовывая свою форму. Мог быть подхвачен и использован в литературе, будучи в этом случае навеки сохраненным, но затерянным в многомиллионностраничной Книге о Петербурге. Оставалось только извлечь его либо из совокупной памяти петербуржцев, либо из литературных источников, либо из разговоров окружающих.

Первая запись городского петербургского фольклора, положившая начало моему собранию, появилась случайно.

В ту пору, чуть ли не два десятилетия назад, я читал цикл лекций по истории и архитектуре Октябрьского района Ленинграда. Однажды разговор зашел об интереснейшем памятнике – мраморной верстовой пирамиде на площади Репина, бывшей Калинкинской. Пирамида была установлена в 1774 году архитектором Антонио Ринальди и известна в народе как «Коломенская верста». Она стоит на правом берегу Фонтанки, выложена из прекрасных кусков любимого архитектором материала – мрамора. Одна из плоскостей украшена солнечными часами, другая обезображена загадочными и непонятными проржавевшими крепежными деталями. Я рассказывал своим слушателям романтическую историю о том, как в 1762 году, за двенадцать лет до появления верстового столба, Екатерина Алексеевна, жена императора Петра III, совершив, как тогда говорили, революцию и свергнув своего мужа, в сопровождении Екатерины Дашковой и братьев Орловых направлялась из Петергофа в Петербург. Остановившись именно на этом месте, она приняла присягу на верность созванных барабанным боем измайловцев и после короткого отдыха проследовала в Зимний дворец для восшествия на престол, о чем и сообщала спустя двенадцать лет бронзовая доска, укрепленная на верстовом столбе: «Императрица Екатерина останавливалась на сем месте…» и т. д. В конце XIX века доска была утрачена, а на обелиске остались крепежные болты. Для большей убедительности рассказа я ссылался на изданный в 1965 году справочник «Памятники Ленинграда и его окрестностей». Его авторы включили верстовой столб в раздел «Памятники полководцам и государственным деятелям России». Это льстило патриотической гордости и слушателей, и моей, поскольку памятников в привычном понимании этого слова вблизи площади Репина нет. Да и с архитектурными шедеврами петербургской Коломне не очень-то повезло. Сальный буян – прекрасное творение Тома де Томона в створе Лоцманской улицы – разобрали еще в 1914 году; Покровский собор, один из образцов раннего классицизма, связанный с именем архитектора Ивана Егоровича Старова, да еще упоминаемый Пушкиным в «Домике в Коломне» и, может быть, потому называемый в народе «Пушкинским», уничтожен в 1930-х годах. А тут – памятник, да еще исторический. Памятник восшествия на престол.