Читаем Мифы Дальнего Востока полностью

Возвращается муж с охоты, да не просто так, а с добычей. Сам улыбается, на жену смотрит ласково и говорит: «Принес тебе жирного тюленя и крупную нерпу. Свари побольше мяса — поедим с тобой в последний раз». Спрашивает жена: «Почему в последний раз, будто мы собрались умирать?» Отвечает муж: «Да нет! Это я оговорился, хотел сказать, что мы с тобой давно уже не ели вместе». Сварила женщина мясо, поели они. Муж говорит: «Пойдешь завтра со мной на охоту? Ты ведь все время одна дома сидишь, наверное, скучно тебе? Да и мне с тобой веселее». Женщина сделала вид, что обрадовалась, и согласилась.

Утром вышли они из дому. Женщина, как велела ей старушка-паучок, спрятала за пазуху новые туфли. Вот показалось вдали море и каменная яранга на берегу. Спрашивает жена: «Чья это яранга?» — «Моя. Я построил ее, чтобы легче было за морским зверем следить». Тут женщина сделала вид, что заметила что-то далеко в стороне, и воскликнула: «Смотри, что это там такое белое движется?» Обернулся муж, а жена скорее бросила одну туфельку на землю.

Говорит муж: «Ничего там белого нет. Померещилось тебе». Потом заметил туфельку, удивился, откуда она здесь взялась. Поднял, стал разглядывать. Жена тем временем бросила вторую. Муж поднял вторую туфельку, говорит: «Вот и пара».

А жена пустилась бегом к каменной яранге, встала под стеной, посмотрела в небо и крикнула: «Я здесь!» И тут же старушка-паучок спустила ей сверху паутинку. Обвязала женщина паутинку вокруг пояса, и старушка подняла ее в воздух.

Смотрит муж — нет жены. Крутит головой туда-сюда, не может понять, куда она подевалась. Потом глянул повыше и увидел: висит жена на паутинке между небом и землей. Полез муж на крышу каменной яранги, протянул руки, чтобы схватить жену, да немного не дотянулся. Привстал на цыпочки, оступился и провалился через дымовое отверстие в ярангу. Там набросились на него змеи и в один миг обглодали до костей.

А старушка-паучок опустила женщину на землю, и они направились вместе домой. Пришли, а рядом с ярангой, где жила женщина с мужем, стоит вторая — большая, красивая. Говорит старушка-паучок: «Это яранга моего сына. Его сейчас дома нет, он своих оленей пасет. Давай подождем, когда он вернется». Сели и стали ждать.

Вернулся мужчина-паук, статный, красивый. Понравился он женщине, и она ему приглянулась. Говорит старушка-паучок: «Если вы поженитесь, то будете дружно жить».

Вышла женщина за него замуж. Хорошо они стали жить: и яранга просторная, и олени каждый год дают хороший приплод, и детей родила женщина много. Так что в том, что не было у нее прежде детей, виновата была не она, а съеденный змеями муж.

В сказках люди и животные охотно вступают в браки, но иногда различия в их природе становятся препятствием для совместной жизни. Например, девушка выходит замуж за моржа, но довольно скоро она вынуждена покинуть его, поскольку не может питаться морской пищей.



ОДУШЕВЛЕННЫЕ ПРЕДМЕТЫ

Чукчи одушевляли не только явления природы, но и различные неодушевленные предметы. Тан-Богораз передает рассказ шамана: «Всё сущее живет: лампа ходит, стены дома имеют свой голос… шкуры, лежащие в мешках, разговаривают по ночам».

Среди вещей из домашнего обихода особенно почиталось огниво. Оно представляло собой деревянную дощечку с углублениями для получения пламени способом трения. В углубления вставлялся деревянный стержень, который нужно было быстро вращать между ладонями или при помощи лучкового сверла. Огниву обычно придавали антропоморфную форму, углубления на его поверхности считались его глазами, звук от трения — голосом. Огонь, добытый при помощи такого приспособления, считался священным, был символом семейного благополучия, его запрещалось выносить из дома.

Человек мог общаться с вещами, ссориться и мириться с ними. В одной из сказок лыжи, посох и точильный брусок защищают своего хозяина от злых кэле, а обиженный на владельца нож встает на сторону врага:



Один чукча пас оленье стадо. Вечером стал устраиваться возле оленей на ночлег, но тут поднялась такая пурга, какой он никогда прежде не видел. «Неспроста эта пурга, наверное, охотятся за мной кэле, — подумал чукча. — Я засну, а они меня схватят и съедят. Надо выставить стражу». Взял он свои лыжи и посох, отцепил от пояса нож и точильный брусок, воткнул их в снег и сказал: «Я — ваш хозяин, вы — мои верные слуги. Охраняйте меня, пока я буду спать». Лег и заснул.

Говорят лыжи: «Сможем ли мы хозяина защитить?» Отвечают посох и точильный брусок: «Сможем!» А нож заявил: «Что заранее говорить! Когда придут кэле, тогда я и скажу свое слово».

И вот появились трое кэле. Остановились поодаль и начали совещаться, как лучше на человека напасть. Один из них взял копье, стал подкрадываться. И вдруг нож подал голос: «Я тебе помогу! Мое лезвие острее твоего копья. Возьми меня и вонзи человеку в бок!» Закричали лыжи, посох и точильный брусок: «Что такое ты говоришь? Разве ты враг нашему хозяину?» — «Это он мне враг: все время тычет меня носом то в дерево, то в лед, то еще куда-нибудь. Я давно хочу ему отомстить».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

История / Химия / Образование и наука / Культурология
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Повседневная жизнь средневековой Москвы
Повседневная жизнь средневековой Москвы

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

Сергей Юрьевич Шокарев

Культурология / История / Образование и наука