Читаем Мифы Дальнего Востока полностью

У азиатских эскимосов особенно ярким был осенний «китовый праздник», включавший в себя такой колоритный эпизод: из дерева изготавливали фигурку кита длиной около сорока сантиметров и подвешивали ее под потолком в самом просторном жилище селения. От нее к стенам протягивали четыре ремня, на которых при помощи скользящих петель крепили маленькие деревянные байдары с фигурками охотников. Шаман тянул лодки за привязанные к ним веревки — и те скользили, имитируя охоту. Женщины при этом пели ритуальные песни или били в бубны. Этот обряд должен был обеспечить охотничью удачу на следующий год. Для большего правдоподобия деревянный кит «пускал фонтан». Один из этнографов описал, как это делалось: «Полая внутри фигурка кита через отверстие в нижней ее части предварительно заполнялась порошком толченого белого камня. В это отверстие вставляли конец тонкой кишки лахтака. Кто-нибудь из присутствующих брал в рот другой конец кишки и дул в него. Под действием воздуха порошок вылетал из кита через второе отверстие, проделанное в голове фигурки».





Шаман и больной мальчик. Эскимосы. 1900 г.

Wikimedia Commons

По окончании праздника, когда убитые киты «возвращались» в природную среду, эскимосы стирали с бортов своих байдар их изображения, которые наносились черной или красной краской после каждой удачной охоты. Объясняли это так: поскольку все убитые киты вновь уходят в море, нарисованным китам станет скучно, и их тоже надо отпустить.

В некоторых мифах в качестве покровителя китов выступает владыка ветров Пакфаля, который следит за добросовестным исполнением охотниками всех обрядов, необходимых, чтобы добытые на охоте киты вернулись к жизни.



Жили пятеро братьев, добывали в море китов. Однажды один из них заболел и умер. Его оплакали и собрались хоронить. Старший брат был шаманом и обычно советовался со своим духом-помощником, нашитым в виде амулета на его одежду. «Не торопитесь хоронить брата, — сказал дух. — Его душу унес Пакфаля — повелитель ветров, но ее можно вернуть, и человек оживет».





Четыре резных амулета из моржовой кости. Эскимосы.

Wellcome Collection

Завернули братья тело умершего в моржовую шкуру, положили в углу землянки. Затем брат-шаман приказал построить маленькую, но очень прочную ярангу. Когда она была готова, шаман с самым младшим из братьев вошел внутрь, а двое других остались снаружи. Стал шаман бить в бубен и петь, а братья ему вторить. Все громче поет шаман, раскачивается из стороны в сторону, и яранга раскачивается вместе с ним. И вот оторвалась она от земли и полетела на небо. Выглянул младший брат, посмотрел вниз и воскликнул: «Земля не больше моржовой шкуры!» Поднялась яранга еще выше — стала земля меньше заплатки на подошве торбазов, а потом и вовсе скрылась из глаз. Тут налетел сильный ветер и понес ярангу вперед, будто нарты по ровной дороге. Когда ветер стих, вы­шли братья — и сразу оказались в жилище Пакфали. «Зачем пришли?» — спрашивает хозяин ветров. Отвечает шаман: «За душой нашего брата». — «Я забрал его в наказание за то, что вы относитесь к китам не как к дорогим гостям, а как к добыче, не благодарите их за то, что они вас накормили, не совершаете в их честь положенных обрядов. Киты возвращаются от вас потрепанные, тощие, у них даже шкура, случается, облезает».

Стыдно стало братьям. Говорит шаман: «Мы, и правда, виноваты. Но теперь будем обращаться с китами как должно. Поверь нам и отпусти нашего брата». — «Ладно, так уж и быть, забирайте его». И тут увидели они душу умершего, горящую в огне и терпящую страшные муки. Глубоко вдохнул шаман и втянул душу брата в себя. А вернувшись домой, выдохнул над его телом — и брат ожил.

В фольклоре эскимосов так же, как у чукчей, коряков и ительменов, встречаются сказки «вороньего цикла», однако их относительно немного, и ворон в них выступает исключительно как комический персонаж. Иногда он носит имя Кошкли, но чаще его называют просто «ворон».



Однажды гонялся ворон за евражкой. Ухватил его за хвост, но евражка вырвался и убежал, только хвост у ворона в клюве остался. Прибежал евражка домой, стал думать, как хвост вернуть, а то сородичи его засмеют. Взял большой продолговатый камень, нарисовал на нем чешую, плавники — стал камень похож на рыбу. Пошел евражка к ворону и говорит: «Давай меняться. Я тебе рыбу, а ты мне мой хвост». Смотрит ворон: рыба крупная, жирная. «Ладно», — говорит. Отдал евражке хвост, хотел от рыбы кусок откусить, да сразу все зубы и сломал.

С тех пор стали вороны беззубыми.


АЛЕУТЫ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

История / Химия / Образование и наука / Культурология
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Повседневная жизнь средневековой Москвы
Повседневная жизнь средневековой Москвы

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

Сергей Юрьевич Шокарев

Культурология / История / Образование и наука